Кремль. Отчет перед народом
Шрифт:
Возможна ли воссоединение (реинтеграция) исторической России? Расчленение Российской империи в результате Февральской революции 1917 г. было краткосрочным. В ходе Гражданской войны она была опять собрана почти на той же территории (не считая Польши и Финляндии, которые входили в империю условно). В 1939 г. были возвращены и потерянные в 1917–1920 гг. западные земли.
Такое быстрое воссоединение расчлененных частей страны можно назвать реинтеграцией. Части срослись по линиям разрыва – разделенные поверхности еще не «окислились». Сейчас врачи могут даже пришить отрезанную пилой руку – если ее сразу положить
Конечно, реинтеграция России в образе СССР происходила с обновлением многих систем, при общем подъеме и наличии принятого большинством населения и народов общего национального проекта. Имелся манящий образ будущего и вера в его достижимость. Опыт нейтрализации национализма этнических элит и очень быстрой реинтеграции страны в виде СССР считается блестящим достижением советской доктрины государственного строительства. В 90-е годы эти самые этнические элиты очень старались этот опыт опорочить, но под их дудочку плясать не стоит – их цель в том, чтобы подавить интеграционные проекты сегодня.
Подавить эти проекты – сложная задача проектировщиков Нового мирового порядка. Части расчлененной России обнаружили очень сильную тягу к реинтеграции. Мало кто вообще считает РФ «окончательной» конструкцией новой России – скорее, это переходная, промежуточная форма, которая будет где-то наращиваться, а где-то, быть может, и сокращаться. Процессы интеграции, реинтеграции и дезинтеграции продолжаются.
Об этом помалкивают, многих сторон этих процессов мы не видим, многие из них идут странным, неожиданным образом (например, принятие Латвии в ЕС побуждает молодых латышей учить русский язык – в Европе больше ценятся специалисты, воспитанные в большой культуре, а не люди из небольшого этноса с плохим знанием английского).
В какой же мере возможна реинтеграция – сращивание разорванных связей? В начале 90-х годов многие надеялись на такой ход событий. Старики в Таджикистане многозначительно предсказывали, что «СССР будет восстановлен через 7 лет», в Москве собирались съезды «Союза советских граждан». Но это не удалось. Силы дезинтеграции были намного, несоизмеримо мощнее. Срастись обрубкам не давали этнические элиты, дорвавшиеся до богатств «независимых» государств (прежде всего в самой РФ), местные этнократические кланы, заинтересованные в разрушении всех целостностей и в изоляции своих новых феодальных владений, всякие заокеанские «друзья» вроде Бжезинского и Мадлен Олбрайт.
Этнократия – это власть, господство элиты какого-либо этноса (народа, нации) над другими народами страны. Поначалу, в Древней Греции, слова демократия и этнократия означали одно и то же – власть народа, племени. Потом этнократия стала означать власть части народа, обладающего особыми этническими признаками, при ущемлении власти представителей иных этносов – племен, родов. Этнократия – всегда неравенство политических прав разных народов, привилегия одних и дискриминация других.
Этнократия может быть жесткой – вплоть до геноцида и этнических чисток или апартеида. Если не говорить об острых кризисах (как в Югославии или Бурунди), то примерами жесткой этнократии были в разные периоды своей истории США, ЮАР, Германия, Англия, не говоря о колониальных империях. Сейчас к жестким этнократиям относится Израиль, чуть помягче – Молдавия, Латвия и Эстония.
Для нас это понятие особенно важно потому, что на большой части России разрушение СССР привело не к демократии, а именно к этнократическим режимам. Права этнократии были даны местным элитам уже в годы перестройки как плата за участие в развале СССР («берите суверенитета, сколько проглотите»). Считается признанным фактом, что антисоветская реформа пожертвовала демократией, открыв путь этнократии.
Этнократия – это власть не народа, хотя бы «избранного», а этнической элиты, захватившей власть как бы от имени «своего» народа. Нигде и никогда она не зарождалась «снизу», ее целеустремленно создает элита, используя кризисное состояние общества, чувство национальной ущемленности «своего» этноса. Общая черта этнократий – идеология этнонационализма и идея этнической государственности («Тува – государство тувинцев» и пр.).
Чаще всего власть «своих» князьков и феодалов была тягостнее, чем власть Москвы, что способствовало собиранию земель. Русь очень рано преодолела состояние этнократии – в ней возобладал принцип «служения». Россия расцвела, сумев приглушить или подавить хищность этнократий.
Этнократия служит экономическим интересам элиты: так возникают лозунги, что нефть Татарстана – «достояние татарского народа», газ Ямала – «достояние ненцев». На деле богатства регионов сначала присваиваются местными князьками, а потом перепродаются «олигархам».
Этнократия, чтобы укрепиться, ведет к архаизации власти и управления, возрождает клановость, влияние родоплеменных общностей (тейпов, джузов и др.). Она манипулирует с языком. Так, в Туве государственным признан «язык коренного населения». В Татарстане чиновникам дают надбавку за знание языка «титульной нации». Этнократия создает круговую поруку, заполняя выгодные должности людьми из «своего» народа. Так, в Адыгее, где адыги составляют 20 % населения, они занимают 70 % руководящих постов. В Татарстане до перестройки только 2 % предприятий возглавлялись татарами, а конце 1990-х годов – 65 %. Это ведет к упадку и хозяйства, и культуры.
Этнократия формирует противостояние народов, интересов этноса и личности, ищет не их компромисс, а усиление противоречий. Этнократические режимы заинтересованы в конфликтах и в поддержании напряженности. Ее нередко доводят до открытых форм противостояния – этнофобии. В Приднестровье, Южной Осетии и Абхазии возникли очаги военных конфликтов населения этих областей с этнократическими властями тех республик, в которых они оказались после развала СССР.
Когда после хаоса 90-х годов наметилось восстановление государственности России, местные этнократии стали лавировать. Попустительствуя радикальным националистическим движениям, сами они обретают облик умеренной и сдерживающей силы, «выгодной» федеральному центру и «некоренному» населению «своих» территорий.
Этнократия опирается на этнический национализм и становится врагом формирования российской гражданской нации. Изживание этнократий гораздо сложнее, чем предотвращение их появления. Пока что мы являемся очевидцами явных признаков растущего этнократизма. Нам придется еще долго расхлебывать последствия антинациональной политики нашей власти.
Общий вывод таков: в целом время, за которое была возможна реинтеграция, истекло. Уже нельзя «зачистить контакты», соединить те же провода – и машина заработает. Нужна новая программа интеграции, новое строительство целого, создание стыковочных узлов, производство материала для связей нового типа, новый язык и новые символы интеграции. Значит, нужен и новый уровень разнообразия интеграционных связей.