Кремлевские жены
Шрифт:
Страшные судьбы постигли всех Аллилуевых, кроме вовремя умершего Сергея Яковлевича, отца семейства.
Отца…
Много лет я держу в памяти невероятную историю, рассказанную мне в юности, в середине пятидесятых, старой большевичкой, бывшей слушательницей Института красной профессуры. Она просила никогда не упоминать ее фамилии, уверяла, что ничего не боится, сейчас за это не посадят, но просто стыдно, что с ее именем может быть связана такая информация.
Сегодня, спустя много лет, собираясь рассказать услышанное от старой большевички, я испытываю
Но, «говоря — говори».
Я не записывала рассказа старой большевички, поэтому не имею права на прямую речь. Она говорила, мол, у нее была в начале тридцатых общая подруга с Надеждой Аллилуевой. Жена Сталина часто жаловалась этой подруге на грубость и равнодушие мужа. Сталин, по словам Аллилуевой, пил, а ей пить нельзя — по наследству от матери очень слабая психика, и вообще противно. Он при всех заставлял пить, она злилась, дерзила ему. Иногда она готова была убить его.
И его разговоры о женщинах. Оскорбляли ее достоинство. Он колобродил целыми ночами, а потом спал до полудня — все это раздражало ее. Стыдно было: вокруг кричат «великий Сталин!», а она такого «великого» видит! И дети не радовали. Он грубо вмешивался в ее отношения с детьми — опускались руки. Она чувствовала, что ее лучшие годы уходят в помойную яму.
Аллилуева делилась с подругой и плакала. Она была очень экспансивна. Говорили, что у нее случались сильные психические срывы. Отец этой аллилуевской подруги бывал у Сталина в доме, он видел многое и говорил, что Надежда Сергеевна сама публично одергивала Сталина, даже оскорбляла его.
Однажды, это было примерно за неделю до рокового дня, Аллилуева открылась подруге: скоро с ней случится страшное. Она проклята от рождения, потому что мать родила ее от… Сталина. Дочь и жена одновременно — это великий грех, кровосмешение. Сталин якобы сам крикнул в момент ссоры: мол, родилась то ли от меня, то ли от Курнатовского. Когда она остолбенела, пытался поправить положение — пошутил, мол.
Она прижала к стене свою мать, которая в молодости хорошо погуляла, и та призналась, что действительно была близка со Сталиным, Курнатовским и со своим мужем в одно время, вроде бы то ли в декабре 1900-го, то ли в январе 1901-го, и, если честно, не знает, от кого из них родилась Надя, хотя, конечно, она на законного отца похожа, значит, от него.
Аллилуеву стала преследовать эта дьявольская мысль, ей казалось, что таким, как она, проклятым, не место на земле.
Ее подругу после смерти Надежды Сергеевны никто нигде больше не встречал — бесследно исчезла.
Какое-то древнее сочинение… инцест… история Лотта и его дочерей…
Хочется считать это чистейшей выдумкой, но чьей? Зачем?
Все бывает на свете…
Он откровенно оплакивал ее.
Искал причину самоубийства в дурных влияниях скрытых и явных врагов.
В себе искал — не проводил с нею все время, не водил в кино: «Я женой совсем не занимался».
Возмущался — как могла она оставить его в такую тяжелую
Сердился — оставила детей, зная, что он не может уделять им много внимания. Хотела наказать его?
Больше не женился. Но так ли это? Разговоры о женщинах из семьи Кагановича время от времени волнуют воображение желающих узнать кое-что лишнее из личной жизни Сталина.
Майя Лазаревна Каганович, которую когда-то кто-то назвал «невенчанной женой Сталина», сказала мне, видимо, привычно при этом вопросе поеживаясь: «Ох, какая чушь! Когда пошел этот слух, я была пионеркой. Мы в семье страшно боялись, чтобы до Сталина не дошло».
Ходили слухи о сестре Кагановича, враче Розе. В книге Стивена Кагана, якобы племянника Кагановича, «Кремлевский волк», вышедшей на Западе и перепечатанной у нас, Роза описана пышно.
— Кто такая Роза Каганович? — спросила я Серафиму Михайловну, сноху Кагановича.
— Не было такой.
Надежда Сергеевна оставила Иосифу Виссарионовичу предсмертное письмо, содержание которого, кроме него, кажется, никому не стало известно. Что было в письме? Легко предположить.
Любая жена, получив экстремальную предсмертную возможность выложить все обиды, скопившиеся у нее за пятнадцать лет совместной жизни, напишет самое главное: о его преступлениях перед нею. Жена вождя может прибавить и политические обвинения.
В сущности, разница между обидами жены печника и жены Сталина лишь в масштабах и формах подачи своих обид.
Как и разница между печником и Сталиным лишь в поворотах судьбы и возможностях самовыражения.
Самоубийство верующих противоречит законам церкви. Православная церковь не отпевает самоубийц. «Верующую христианку» Надежду Сергеевну никто и не собирался отпевать — она была большевичка. Трагедия ее одинокой души, возможно, состояла в несоответствии попытки обращения к Богу с невозможностью порвать с богопротивным миром.
В прежние времена царица, вошедшая в конфликт с царем, могла, хотя, как правило, не хотела, постричься в монастырь, там найти успокоение. Монастыри в дни «царствования» Аллилуевой крушили по всей России. Тихий, далекий, угличский Апихарский монастырь, где она могла бы хорошо укрыться, разгромили как раз в тридцать втором. Но Аллилуева не монашеского типа, поэтому ушла из этого мира, как и пришла в него: загадочно.
Можно ли представить себе рядом с Лениным женщину, подобную Надежде Аллилуевой?
Нет.
Можно ли представить себе рядом со Сталиным женщину, подобную Крупской?
Можно, если омолодить и окрасиветь ее.
Что из этого следует? Да то, что мужской властвующий мир не терпит рядом с собой женского «Я», не сливающегося с ним. И убирает его, то ли своей рукой, то ли ее, то ли чьей-то третьей. Как получится.
Две Надежды…
Надежда Сталина изначально иная, чем Надежда Ленина.
Не старая дева, не «синий чулок», а полудевушка, полуребенок.
Не из тюремных лишений, эмиграции и ссылок, а из теплого дома, наполненного детьми.