Кремовые розы для моей малютки
Шрифт:
Миссис Уикли хотела что-то еще произнести, но от волнения только открывала и закрывала рот. А потом — осуждающе покачала головой и заплакала. Тихо, всхлипывая. Вместо нее заговорил супруг, «дражайший» мистер Уикли.
Обняв жену за тощие узкие плечики, он произнес:
— Не плачь, дорогая. Теперь видишь, куда нас завела твоя доброта? Я ведь говорил тебе, я предупреждал... а ты все отмахивалась. Жалела эту сволочь неприкаянную, жулье тонконогое.
— Долг за ним остался? — прищурился Фома. — Или что похуже?
— Да куда уж хуже, господин комиссар. Три месяца тут жил и все три месяца нас обещаниями кормил, сулил «нечто
Между тем, криминалисты продолжали свою работу.
— Дать бы ему по роже разок-другой, но ведь я как думал: тут же съедет гад и не заплатит. Еще и компенсации потребует, нынче все ученые. Словами я ограничился, — завершил свой пламенный рассказ хозяин пансиона.
— Подействовало? — спросил Гизли.
Мистер Уикли хмуро покосился в его сторону.
— Ну, от жены моей он отстал. А деньги, все одно, не отдал. Пропали наши денежки, тю-тю-у! Вот же тварь!
— По окончанию следствия, можете забрать в качестве компенсации за причиненный ущерб, — подал голос кто-то из криминалистов.
— В гробу я видал его барахло! Гроша ломаного не стоит, дрянь на дряни и дрянью погоняет! — взорвался мистер Уикли. — Нет, ты подумай, дорогая: нам этот урод ни пенса не заплатил, а дорогущие пирожные — жрал! Смолы тебе горячей семи сортов, паскудина!
Последнюю фраз несчастный, так ловко облапошенный, хозяин пансиона будто выплюнул.
Его жена, на протяжении гневного «спича», плакала и нарочито громко, судорожно вздыхала. Потом достала из кармашка батистовый платочек с явно чужими вензелями и высморкалась. Не менее громко. Стрельнула мокрым от слез взглядом в господина комиссара и сконфузилась.
Ни показные переживания миссис Деборы Уикли, ни праведный гнев ее мужа совершенно не тронули Фому. «Врут, прохиндеи. Для таких опытных хитрецов — очень неумело», подумал господин комиссар. «Наверняка, подворовывали у своего жильца — как и у других, посолиднее. Платочек-то, а? Хе-хе. А ведь спроси — скажет, подарили, благодарность и все такое. Да я и спрашивать не буду — и так ясно все с тобой, голубушка. И этого жулика тоже вниманием не обошли, кое-что к рукам „достойных хозяев“ намертво прилипло. Так, по мелочи. Много с него явно не возьмешь, хотя... надо проверить. На что-то же он рассчитывал, когда влезал в эти долги». Фоме не терпелось разобрать найденные «бумажки» — документы, записки, газетные вырезки, просто клочки. Возможно, где-то там, среди них пряталась отгадка — или намек на нее.
Из открытого окна потянуло прохладой. «Чует мое сердце, придется сюда еще раз вернуться», подумала господин комиссар.
— Да-да-да, вот здесь подпишите. И вот здесь еще, — Гизли ткнул пальцем в пустые строчки и протянул ручку все еще дрожащей миссис Уикли.
Хмурый мистер Уикли наблюдал, как жена выводила «кудрявую» роспись, после чего — и сам приложился.
Господин комиссар сдержанно поблагодарил обоих супругов и попросил их пока не уезжать из города.
— Комнату мы пока закроем и опечатаем. Служебная необходимость, думаю, ненадолго! — заверил он покрасневшего от негодования хозяина пансиона. — Возможно, мои люди сюда еще вернутся. Возможно,
— А кто нам убытки возместит?! — поинтересовался мистер Уикли.
Лицо его побагровело, кулака сжимались и разжимались, было видно, что сдерживается он из последних сил. Миссис Уикли переводила испуганный взгляд с мужа на незваных гостей и обратно. И мяла, мяла свой дорогой платочек. Промокший уже насквозь.
Две вороны заглядывали в окно, с интересом наблюдая за людьми. Время от времени, они каркали — хрипло, явно осуждающе. Делились впечатлениями, старые сплетницы.
От их карканья, громкого и злорадного, миссис Уикли всем телом вздрагивала.
— Кто, говорю, денежки мне вернет, а?! — продолжал разоряться облапошенный хозяин пансиона.
— Да не переживайте вы так, — улыбнулся Фома. — Как найдем убийцу, так сразу и откроем. Будьте любезны, ключ.
И он подставил ладонь.
Миссис Уикли, с тяжелым вздохом, положила на нее длинный узкий ключ с затейливой бородкой. Господин комиссар лично, собственноручно закрыл дверь на три оборота, а его помощник — опечатал ее. Узкие полоски бумаги с гербами и печатями нелепо смотрелись на почерневшей от времени, обшарпанной дубовой двери.
Все время, пока длилась эта нехитрая, но важная процедура, Гизли не сводил глаз с хозяев. Они будто окаменели или одервенели. Казалось, пот и слезы — и те уже не катились, а будто присохли к апоплексически-багровому лицу мистера Йозефа Уикли и бледному, худому лицу миссис Деборы Уикли.
— А-а... ключ? — робко, вполголоса, спросила хозяйка.
— Ключ останется у нас. Майкл, конверт не забыл?
— Держите, шеф!
Ключ был торжественно упакован в чистый конверт и запечатан. После чего четверо полицейских поставили на нем свои подписи. Хозяева тоже подписали, но уже другую бумагу — «акт временной передачи». И господин комиссар еще раз уверил хозяев пансиона, что все будет хорошо и даже преотлично. Убийцу — найдут, ключ — вернут, а жизнь — наладится. Всенепременно!
...Наконец, все церемонии были закончены. Господа полицейские стали спускаться по шаткой лестнице: «осторожно, ребята, глядите под ноги... потолочная лепнина великолепна, Майкл, но ты лучше на ступеньки гляди... шеф, ну что вы, как малютке... смотри под ноги, говорю, „малютка“!... тут убиться — как нечего делать...вы правы, шеф: опять на похороны скидываться, цветы, то-се, а у меня от жалованья пшик остался, слезы одни... „малютка Гизли“, классное прозвище, бг-гы-гы!...щас как врежу, не посмотрю, что тут шеф!... понял, заткнулся, аха-ха-хах!.. все-все-все, говорю!.. ребята, помолчите немного, два пролета — и мы на свободе! какой идиот строил этот дом — лестница будто не для людей, а для мышей, свалиться и тяжкие телесные получить, как нефиг делать... слушаемся, шеф! Бг-г!»
— Опись изъятия предметов, протокол, ключ от каморки... надеюсь, ничего не забыли? — уже на улице спросил Фома.
Стоя на ступеньках, он щурился от солнечного света и предвкушал обед. На голодный желудок ему почему-то всегда скверно думалось. Бог весть почему, но — факт. А факт, как ты ни крути, вещь суровая. Безжалостная и неумолимая. Даже так, даже так...
— Все на месте, шеф, — вразнобой откликнулись подчиненные.
Глава 7