Крепкие мужчины
Шрифт:
– Ты разочарован, Вебстер? – спросил он. – Ты думал, что я буду разочарован? Это очень красивый бивень.
Вебстер пожал плечами. Лицо у него было расстроенное. Налетел порыв ветра, и Вебстер поежился.
– Наверное, не очень большой был слон, – повторил он.
Рут сказала:
– Вебстер, это просто потрясающий бивень. Ты здорово потрудился, Вебстер. Ты просто замечательно потрудился. Ты молодчина.
Тут Вебстер два раза громко всхлипнул.
– О, ну перестань, не надо, мой мальчик, – сказал Сенатор дрогнувшим голосом.
Вебстер расплакался. Рут отвернулась. Нет, она
Рут села на замшелую поваленную ель спиной к берегу. Она приподняла плоский камень, и из-под него выскочила саламандра. От испуга Рут вздрогнула. «Может, я стану ветеринаром», – подумала Рут рассеянно. Недавно она прочла книжку, которую ей дал Сенатор. Книжка была про разведение охотничьих собак и очень понравилась Рут. Книга, изданная в тысяча восемьсот семидесятом году, была написана прекрасным языком. Рут едва не расплакалась, читая описание лучшего чезапикского лабрадора, которого только видел в своей жизни автор. Этот пес побежал за подстреленной чайкой, прыгая по тонкому прибрежному льду, а потом еще и уплыл далеко от берега – так далеко, что скрылся из виду. Этого пса звали Багл. Он вернулся на берег, замерзший до полусмерти, но чайку держал так бережно, что на ней не осталось ни единой отметины от его зубов.
Рут украдкой оглянулась на Сенатора и Вебстера, который, похоже, перестал плакать. Рут встала и пошла к берегу. Вебстер сидел у кромки воды и невесело смотрел на море. Сенатор взял бивень и отмывал его в лужице с теплой водой. Рут подошла к Сенатору. Он выпрямился и протянул ей бивень. Рут вытерла бивень о рубашку. Он был легким, как кость, и желтым, как стариковские зубы. Изнутри он был наполнен илом. А еще он был теплый. А она даже не видела, как Вебстер нашел этот бивень! Столько часов она просидела на берегу, наблюдая за Вебстером, роющимся в грязи, и не заметила того момента, когда он нашел бивень!
– Вы тоже не видели, как он его нашел, – сказала она Сенатору. Тот покачал головой. Рут взвесила бивень в руках. – Даже не верится.
– Честно говоря, я не думал, что мы его вправду найдем, Рут, – отчаянным шепотом признался Сенатор. – Что же мне теперь с ним делать? Ты посмотри на него, Рут.
Рут посмотрела. Вебстер дрожал, как старый мотор, работающий на холостом ходу.
– Он расстроился? – спросила она.
– Конечно расстроился! Ведь он был участником моего проекта целый год! Даже не знаю, – в страхе прошептал Сенатор, – чем же мне теперь занять парня!
Вебстер Поммерой встал и подошел к Рут и Сенатору. Сенатор выпрямился в полный рост и широко улыбнулся.
– Вы его отмыли? – спросил Вебстер. – Он стал к-к-к-расивее?
Сенатор повернулся и крепко обнял худенького Вебстера Поммероя.
– Он просто великолепен! – воскликнул он. – Он роскошен! Я так горжусь тобой, сынок! Я так тобой горжусь!
Вебстер снова расплакался. Рут непроизвольно зажмурилась.
– Знаешь, что я думаю, Вебстер? – услышала она голос Сенатора. – Я думаю, что это просто грандиозная находка. Я правда так думаю. И я думаю, нам стоит отвезти этот бивень мистеру Эллису.
Рут испуганно открыла глаза.
– А знаешь, что сделает мистер Эллис, как только увидит этот бивень? – спросил Сенатор, обнимая большущей ручищей хрупкие плечики Вебстера. – Знаешь, Вебстер?
Вебстер не знал. Он беспомощно пожал плечами. Сенатор сказал:
– Мистер Эллис усмехнется. Правду я говорю, Рути? Здорово, правда? Ты не думаешь, что мистер Эллис будет просто в восторге от этого бивня?
Рут промолчала.
– Ты так не думаешь? Нет?
3
Омар, когда его поймают, Ведет себя как эгоист. Он возмущением пылает, Он мало что соображает И часто на клешню нечист.
Мистер Лэнфорд Эллис жил в Эллис-Хаусе, построенном в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году. Этот дом был самым красивым зданием на острове Форт-Найлз, да и на Корн-Хейвене таких красивых домов не было. Он был выстроен из черного гранита (того, который шел на изготовление могильных плит), в стиле престижного банка или вокзала, вот только пропорции были, конечно, скромнее. Были в этом доме и колонны, и арки, и глубокие оконные проемы, и прихожая со сверкающим полом, размером с римские бани. Все звуки в этой прихожей разносились гулким эхом. Эллис-Хаус стоял на самой высокой точке острова, но на значительном отдалении от гавани. Он стоял в самом конце Эллис-Роуд. Вернее говоря, Эллис-Хаус как бы останавливал Эллис-Роуд на бегу, словно этот дом был здоровяком-полисменом со свистком и властно вытянутой рукой.
Что касается Эллис-Роуд, то эта дорога была проложена в тысяча восемьсот восьмидесятом году. Эта старая дорога некогда соединяла между собой три гранитные каменоломни, принадлежавшие компании «Эллис-гранит» на острове Форт-Найлз. В свое время на Эллис-Роуд имело место оживленное движение, но к тому времени, когда Вебстер Поммерой, Сенатор Адамс и Рут Томас шли по этой дороге к Эллис-Хаусу (то есть июньским утром тысяча девятьсот семьдесят шестого года), Эллис-Роуд успела прийти в запустение.
Вдоль тупикового участка Эллис-Роуд тянулась железнодорожная колея Эллис-Рейл, имевшая длину около двух миль. Ее проложили в тысяча восемьсот восемьдесят втором году для перевозки тонн гранитных блоков к паровым шлюпам, стоявшим на якоре в гавани. Эти тяжелые пароходы уходили в Нью-Йорк, Филадельфию и Вашингтон и курсировали по этим маршрутам год за годом. Медленным строем они плыли к городам, где всегда была необходима брусчатка с острова Корн-Хейвен и более высококачественный гранит с острова Форт-Найлз. Десятки лет эти шлюпы увозили с островов их гранитную начинку, а несколько недель спустя возвращались, нагруженные углем, необходимым для того, чтобы топить машины, которые работали в каменоломнях, зарываясь все глубже и глубже в нутро обоих островов.