Крепость
Шрифт:
– Давай, двигаем быстро дальше! – строю из себя решительного вояку. Первая скорость, вторая, водитель ведет машину, словно на прогулке, но вот включает третью: катим дальше.
А вот и он: почти у дороги расположен аэродром. Смотрю во все глаза, но между серых ангаров ни одного самолета. А это что? Взволнованная толпа пехотинцев и солдат роты аэродромного обслуживания копошатся как муравьи. Нам навстречу выходят три парашютиста с нагруженной тачкой. Похоже на мародерство.
Лучше не смотреть. Прочь отсюда! Дальше! в следующий миг едва не врезаемся в танк «Тигр», стоящий у поворота, прямо посреди дороги словно мамонт.
– Свиньи проклятые! – ругается водитель, – Эти бараны не знают простейших правил дорожного движения!
И еще четверть часа бормочет нечто нечленораздельное.
Проезжаем по небольшому городку. Почти все фахверки имеют аккуратные белые чистые поля меж черных балок. Стены построенных из камня зданий остаются при этом серыми,
Деревья остаются позади. Дорога теперь бежит почти у самого моря. Под мрачно-мутным взором небес серая поверхность его неподвижна словно свинец. В серой дымке совсем не различим морской горизонт. Солдаты, с высоко поднятыми воротниками, стоят рядом с вооруженными автоматами часовыми. Стволы направлены в море. Черт его знает, что эти парни со своими пукалками хотят сдержать – неужто линкоры?
Прямо перед нами, на фоне неба стоит, будто вырезанный из синей бумаги, с четкими очертаниями город Сен-Мало. Едем прямиком в порт. Меня приятно удивляет то, сколько здесь находится сторожевиков и тральщиков. Большинство кораблей переполнены красными пятнами сурика. Сразу понимаю: каждое красное пятно означает прямое попадание в корабль.
Снова гавань с кораблями. Буквально впиваюсь в них глазами: нос, корма, надстройки. И этот цвет: борта окрашены в серый и умбра, а все лишенное краски покрывает ржавчина. Вода залива зеленого, бутылочного цвета.
Постепенно светлеет, но как-то очень уж несмело: небо остается покрытым облаками.
Вот какой-то сторожевик ошвартовался. У него значительный крен. От вооруженного часового узнаю, что еще один должен сейчас подойти, а другой затонул.
С пирса доносятся громкие голоса: «Убитые есть на борту?» – «Да, трое» – «Раненые?» – «Восемнадцать» – «Тяжелораненые?» – «Только четверо. Можно сгружать убитых?» – «Пока нет. У нас нет машины.» – «Но вот же какая-то машина!» – «Это санитарный автомобиль. Перевозка трупов в санитарных машинах запрещена. Это приказ штаба. Во внутренней гавани снимем их краном.» – «Ясно. Все в порядке.»
Вижу тела убитых. Из-под парусины, которой они прикрыты, видны бескровные ступни. Но почему они без сапог?
Матрос держит в руке один сапог с торчащей из него ногой. Нога косо срезана выше колена. Меня удивляет то, что на ней нет крови. Полная чепуха: матрос обнаружил эту ногу при уборке, за лебедкой, и теперь не знает, что с ней делать. Бедренная вена довольно большой сосуд. Если ее перебьет осколок, человек быстро истечет кровью.
Вахтенный унтер-офицер, боцман, идет мне навстречу по трапу и сопровождает под палубу. В узкой кают-компании находятся только первый вахтофицер, обер-фенрих. Мне тут же подают приличный завтрак. Но лишь завожу разговор с вахтофицером, как появляется командир корабля – лейтенант, как и я. Докладываю ему о явке на борт, как положено по уставу. В это время подходят еще два командира. Все выглядят невыспавшимися, лица серые от усталости.
За завтраком приходится объяснять присутствующим, откуда и куда я еду.
Чувствую себя довольно неуютно: на меня смотрят с таким удивлением, словно я диво-дивное. Командир корабля, выйдя на минуту, возвращается, держа в руке газетную вырезку, и громко зачитывает ее.
– Вот что написал о нас один из вашей фирмы: «С неполным экипажем, укомплектованным матросами разных служб, они мужественно сопротивлялись противнику и морю…» Наверное, ему кофе в голову ударило.
И опять я превратился в козла отпущения, которому приходится только утираться от помоев заверенных идиотами из нашего Отдела. Черт бы побрал их всех!
Мужественно сопротивляться морю, говорит командир корабля, у них времени не было, т.к. море было спокойно. Я молча уплетаю завтрак за обе щеки, а он продолжает: «Мы должны охранять все проходящие к островам Ла-Манша конвои, а это совсем не сахар. Острова превращены в крепость, укрепленную батареями тяжелых орудий. Весь необходимый для постройки материал доставляется туда кораблями. И когда какой-нибудь танкер или там, вспомогательный крейсер, пробирается по Ла-Маншу, нам приходится топать следом. Так сказать: мы всегда там!»
Говоря это, лейтенант кипит: «Защита Запада – звучит, черт его знает, как красиво! К примеру, нас убеждают, что здесь сосредоточено 3000 мобильных групп насчитывающих 100000 человек. Но что это за подразделения? В этих цифрах учтены, вероятно, все маломальские посудины: от краболовов до лодок-душегубок. Такими корытами можно украсить морской парад, превратив его в шоу-маскарад.»
Командир словно закусил удила: мысль о «морском шоу-маскараде» воодушевила его прямо на глазах. Он продолжает: «А что у нас за вооружение? Дюжина разномастных пугачей! И никто не верит, что в год нам надо было стащить их откуда-то сорок штук…» – «Стащить оружие? Как это?» – «Да-да. Вы не ослышались: едва ли можно в такое поверить…» – командир опускает веки, словно пряча за ними взгляд.
Старая песня: Все для подлодок, для подлодок все делается, а до нас никому дела нет. Я мог бы возразить командиру корабля: Ах, если бы так и было! Если бы подводники тоже не шастали по углам, добывая самое необходимое, и если бы подлодки давным-давно не отслужили свой срок. Мог бы добавить и то, что штабы спят, а экипажи часто предоставлены самим себе, просто брошены на произвол судьбы, словно кроме дубины их вооружить нечем!
«Теперь на нас нападают самолеты даже ночью. Что пользы НАМ от локаторов на берегу? Подлодки ныряют и исчезают, а мы? Мы модем лишь храбро и богобоязненно ждать, пока эти бандиты наткнутся на нас и раздолбят в пух и прах.… Ах, если бы только мы могли убраться отсюда куда-нибудь! Здесь мы в дерьме по самые уши! я бы даже лучше сказал: нас обосрали по самое некуда!» – «Нас уже даже кидали на линию фронта Вторжения – так сказать с воды и суши», – добавляет 1-ый Вахтофицер. «На линию фронта Вторжения» – вырывается у меня невольно. «Да, прямо в устье реки Орн. Наверняка вы об этом ничего не слышали…» Он просто неиствует в своей ярости: «Погодите-ка. Я вам в точности опишу все. Можете делать свои записи, для потомков, так сказать…» При этих словах он криво усмехается. «Так вот: когда поднимаешься вверх по Орн, по левому берегу расположена верфь. Нас это здорово удивило: такая маленькая речушка, а между лугов располагается настоящая, большая и вполне современная верфь. Дома, в Северной Германии, тоже есть подобные верфи в рукавах рек – как раз между коровенок. А у нас были какие-то неполадки, точнее: целый список неполадок – по крайней мере, на две недели стоянки на верфи. Кроме нашего корабля было и второе. Но так как положение к этому времени ухудшилось, то мы получили приказ выдвинуться к месту высадки противника под Кан. А мы как раз, буквально, попали в довольно тяжелую ситуацию: вокруг стали садиться грузовые планеры. Второй корабль захотел уйти в море, но тут же попал под сильный обстрел. Перевернулся и затонул. Мы же ошвартовались у пирса. И на утренней зорьке сбили пять планеров и пять самолетов. Им чертовски не повезло. Они вовсе не рассчитывали нас там встретить. Им никто не сказал, что мы, с нашими пукалками, стоим как раз между коровенок – в этой самой верфи. Планеры были под завязку нагружены продовольствием и 20-мм орудиями на лафетах. Мы сбивали их с высоты в 50 метров. И вспарывали их как банку шпрот консервным ножом. Словно картошка из дырявого мешка сыпались на землю все их грузы…»
Речь плавно струится с губ 1-го Вахтофицера. Я же сижу не шелохнувшись.
«В тот раз мы потопили корабль, на входе в верфь, и создали ударную группу, чтобы определиться, как далеко охватило нас кольцо окружения. Как только позволила ситуация, мы взорвали все сооружения верфи и с боями двинулись к Кану. Так началась для нас позиционная война. Мы попали под огонь корабельных пушек – это ни на что не похоже: словно шкафы по небу летают. А грохот!» 1-й Вахтофицер смолкает. сделав хороший глоток из стакана, обстоятельно вытирает рот тыльной стороной руки и как бы случайно роняет: «Я подумал.… Тогда мы ускользнули. Захватили несколько велосипедов, легковушку, грузовик и вернулись в Сен-Мало.» – «В сообщениях Вермахта название Сен-Мало упоминалось лишь один раз, – вступает в разговор командир, – и то, лишь в качестве «Бухта Сен-Мало» – вместе с сообщением о том, что в ней был атакован английскими кораблями корабль Красного Креста. А мы об этом не знали ни сном, ни духом. Так как это произошло довольно далеко от бухты.»