Крепость
Шрифт:
Ginette и ее подружка быстренько знакомятся с меню: артишоки для всех. Еще: мы ведь уже пообедали! Ничего, они охотно съедят наши порции. Чудны дела твои, Господи!
За артишоками следует охотничья песенка, вырывающаяся из масленно блестящего чавкающего ротика Ginette: достав из сумочки песенник французских солдатских песен, она с важным видом старается исполнить номер а-капелло. А затем начинается: меню то закрывают, то открывают. Йордан буквально онемел от увиденного. Кажется, что обе девушки целую неделю ничего толком не ели. Чтобы еще больше раздразнить Йордана, низко кланяюсь каждой новой тарелке появляющейся на
Наконец обе девушки легонько промакивают свои губки салфетками, хватают сумочки и исчезают, чтобы «сделать пи-пи». Сидим с Йорданом, листаем песенник и между делом тренируем свой французский.
Мало-помалу до меня доходит нелепость нашей ситуации. Украдкой смотрю на официанта, своей неподвижной фигурой в спускающемся до пят фартуке скорее напоминающем соляной столб, чем живого человека. Поймав на себе мой взгляд, он ехидно улыбается.
Йордан никак не хочет верить тому, что дамы нас просто «кинули», уйдя из этого чудного ресторанчика через черный ход на параллельную улицу.
– Я потрясен, – заикаясь, произносит Йордан, и его удивленные глаза чуть не вылезают из орбит.
– Девчонки хотели лишь горяченьким перекусить. – произношу смотря ему прямо в глаза.
– Я так и понял! – отвечает Йордан и этот ответ звучит так двусмысленно, как только можно представить. И тут до его доходит, что наши карманы еще и облегчатся на кучу монет. Я же шепчу: «Дзинь – дзинь!»
– Неужели смиримся с этим? – Так точно, смиримся. Но и не только с этим…
– А что еще?
– Надо оплатить счет и сохранить выдержку. Ничего другого не остается. Мы просто лопухнулись: наши подружки смылись, не оплатив наших затрат. – Выдержав паузу, добавляю: – Чтобы не ударить лицом в грязь, нужно, думаю, спокойно заказать в завершение обеда кальвадос. В этой забегаловке хоть есть что выпить. Подавая нам кальвадос, гарсон ехидно улыбается. В ответ изображаю нечто похожее.
Оказавшись вновь на улице, Йордан жалобно обращается ко мне с укоризной в голосе: «И нужно же было этому со мной случиться!» – «Со мной тоже!» – пытаюсь его успокоить. Помолчав, Йордан шепчет: «На обычных потаскушек они совсем не были похожи» – «Так точно, сэр! Просто воробышки!» – «Больно уж дорогие воробышки оказались!» – не уступает Йордан.
– Haut les mains! – слышу вдруг крик за спиной и поворачиваюсь как ужаленный.
– Ого! – вырывается у меня, когда вижу крикуна. А тот орет во все горло: «Хорошо отдохнуть, господа офицеры!» Тут я замечаю, что мы находимся уже на Rue de Li;ge – и как раз напротив дома под номером 13. Здесь находится кабаре Sh;h;razade, управляемое, как говорят, тремя бывшими русскими офицерами.
– Может, эта забегаловка еще открыта? – обращаюсь к Йордану. – Иначе бы от союзничков пошел поток негативной информации.
– С чего бы это? – интересуется Йордан. И добавляет: «Это же всего-навсего бордель?»
– Не так резко. Скажем проще: «Интимный ночной ресторан», особенно для людей с трясущимися от страха задницами.
– Это ты обо мне так?
– Нет, сэр, это просто обобщающее понятие. Скажу прямо: не сердись. Это больше смахивает на кабак с так называемыми «русскими Великими княгинями» в качестве шансонеток, с цыганским оркестром, конечно же, и все во фраках!
Идем дальше, и я продолжаю просвещать Йордана: интимные ночные рестораны подобные
– Откуда тебе это известно?
– От самих проштрафившихся. Об этой забегаловке давно говорят. Ну, есть для тебя что-то ценное в этой информации?
– Ценное? – задумывается Йордан. – Какой дурак осмелится это напечатать?
Когда-то я впервые был в этом заведении под номером 13, и получил в качестве сувенира небольшой блокнотик с фотографиями выступавших там «звезд» эстрады. Имитируя русский акцент, старательно выговариваю трудно звучащие русские имена: «Stella de Rivas, Надья, Gervaise, Ирэна и погоди-ка … полковник Чикатхофф и Великие князья Дима Оузофф и Бази Кобликофф».
Если бы захотел, то пешком легко добрался бы отсюда до гостиницы. Но спускаюсь с Йорданом в крысиную нору метро и проезжаю пару станций.
– Хорошо тебе! – произносит Йордан прощаясь.
– Только не завидуй! Будь завтра на месте вовремя!
ПАРИЖ – 5-6 ИЮНЯ
– Построение уже идет, господин лейтенант! – сообщает мне дежурный по КПП в понедельник утром, когда я, не спеша, поднимаюсь в кают-компанию по мраморной лестнице.
Что за представление здесь разыгрывается? Между огромных, от пола до потолка гобеленов на толстом ковре, застыл строй военных. Все стоят по стойке «смирно». На правом фланге в полной военной форме – офицеры. Слышен рыкающий голос Бисмарка.
Доносится шепот: «Каждый понедельник традиционная речь об окончательной победе» – «В этот раз даже чересчур!» – шепчет другой голос.
Вряд ли это заранее спланированное награждение офицеров. А может быть обычная пятиминутка Бисмарка? Даже стоя здесь на ступеньках лестницы, могу наверняка сказать, что он изрекает, т.к. мне хорошо знаком весь его агитационно-нервный словарь и примитивизм его выступлений: тот, кто не относится к расе «господ», тот для него «больной». «Больной» – это одно из его любимейших словечек. Черчилль – больной, вместе с его англичанами, американцы – все поголовно больные. Высшая же степень его презрения выражается словом: «заразный». Россия – полностью заразна, международное еврейство заразило весь мир, а заразные должны быть поголовно уничтожены….
Но вот появляется и сам Бисмарк, и тут же бледный, скользкий «обер-лейтенант при штабе», стоящий перед строем в бьющей в глаза идиотски аккуратно сидящей на голове фуражке, кричит: «Отдел – смирно!»
Стараюсь не слушать раздающуюся по лестнице словесную труху, и лишь отмечаю, что рев не такой как у Дёница, а зычный бас – надо поучиться у Бисмарка глубине и сочности его голоса.
На первый взгляд Бисмарк выглядит очень важным. Скорее от обтягивающего все его тело большого корсета. От этого фигура у него его довольно грузная, грудь высоко вздымается. Кажется, что ножки у него тоненькие и кривые. Лицо оплывшее, круглое, красное. Весь вид говорит о том, что его вот-вот задушит высокий воротник. Надо посоветовать ему расстегнуть воротник френча – но кто осмелится?