Крепость
Шрифт:
Итак, Бисмарк хочет меня видеть. Спотыкаясь на лестнице, размышляю: Надо быть настороже, я ведь на мушке у этого пройдохи. А его недоверие объясняется тем, что он не знает наверняка, функционируют ли и сейчас за его спиной мои связи в Берлине и не смогут ли они отразиться на его карьере: а потому я должен быть весь в его воле! Конечно, он давно заметил, что мои командировки в Берлин, по вызовам оттуда, имели, прежде всего, целью убрать меня подальше от его рук.
Скорее всего, он потому и Симону засадил специально, а теперь и меня решил подмять под себя. Сейчас я полностью отрезан от ОКВ и Масленка
Спешу вслед за адъютантом. Обогнав меня, он открывает дверь в кабинет Бисмарка и напускает на лицо маску готовности к принятию любой информации. Этакая морда протокольная. Ладненько, кажется, теперь весь ритуал соблюден в полной мере!
Из боковой двери, словно на сцене, появляется сам Бисмарк и важно следует к своему письменному столу.
Дождавшись когда он словно статуя водружается на сое место, я стоя навытяжку, выпаливаю: «Лейтенант Буххайм прибыл по Вашему приказу!»
Так как Бисмарку требуется время для ответа, он молчит и тупо смотрит в крышку стола. Затем поднимает на меня взгляд и делает это так, словно только что увидел меня. Наконец шеф произносит нечто странное: «Вы хотели говорить со мной…»
Я вдруг почувствовал, что меня буквально распирает от решимости обратиться к нему напрямую.
С упреком в голосе, говорю, что прикомандирован к подводникам и, следовательно, мне надо выехать во Флотилию, а именно в девятую, где начальником служит мой бывший командир. Ввиду сложившегося положения я не могу терять ни минуты. При большом количестве союзнических кораблей осуществляющих подвоз снабжения высадившемся войскам, наверняка имеется много целей для атак наших подлодок и, прежде всего на подступах к гаваням и портам. Короче: В Бресте, на флотилии царит сейчас повышенная боевая готовность. Потому я не хотел бы более задерживаться в Париже и ждать здесь второй высадки десанта, а как можно скорее выехать к месту назначения.
И дерзко добавляю: «… хотя, конечно же, эта мысль о втором десанте, всего лишь предположение».
Эти слова были моей грубейшей ошибкой! Бисмарк, услышав эти слова, покраснел как рак, и чуть не закипел от едва сдерживаемого гнева. Тут его прорвало: мне не надо крутить ЕМУ голову. Я подчиняюсь командованию группировки ВМС «Вест», а значит ЕМУ. И определяет ОН, где ЕГО военные репортеры будут задействованы. Я уже более чем достаточно написал о подлодках. Настало время осветить также и другую сторону ВМС.
Слушая его отрывистую речь, пытаюсь придать своему взгляду абсолютно пустое выражение. Честно говоря, ожидал от него всякого – но только не этих бранных слов.
Откуда, черт побери, дует ветер?
С Симоной вроде бы никакой связи….
Я должен спокойно ждать, следует еще один упрек, пока ситуация прояснится, а потом он сообщит мне сое решение. С тем меня и отпустили.
Выскочив от Бисмарка, чуть не сбиваю с ног адъютанта. В руке у него папка с бумагами, которые он несет к Бисмарку. Уж не подслушивал ли он под дверью? В Отделе, через дверь слышно почти все: дверь из тонкой фанеры и вся состоит из стеклянных ромбов. Хорошо еще, что он не видел моего лица. Представляю его самодовольное равнодушие. Но не будем отчаиваться: правда, вопреки рассуждениям
Делаю несколько глубоких вдохов. Теперь надо бдеть как никогда!
Позвонить в Берлин? Когда Бисмарк упрется – а это он сделает обязательно – надо будет соотнести мои желания с делами на благо Рейха. И это будет последнее из того, что я могу предпринять.
Приготовиться к собственному десантированию! Довольно необычно. Бисмарк точно горит желанием заслать меня к черту на кулички. Хоть куда – лишь бы прочь из этого нацистского мифа!
На сегодня с меня достаточно. На выходе из Отдела отмечаюсь у дежурного офицера.
На улицах все как обычно. Никаких следов нервозности и напряжения. Но перед станцией метро, на черном асфальте разбросаны желтые билеты метро все как один сложенные знаком “V”. Сделано это довольно просто: один раз сложен билет в длину, уголок оторван наискось, а билет снова разложен и все.
Вчера мне тоже попадались на глаза эти билеты с символом победы. Лишь теперь до меня доходит, кто делает все это. Почти все жители: школьницы, рабочие, старики – они спокойно это делают, без оглядки, с подчеркнуто равнодушными лицами, словно не зная, что делают их пальцы: чистая случайность, что из-под пальцев выходит английский символ победы “V”.
Будь у меня билет, я бы тоже на глазах у всех сотворил бы из него знак “V” – но у меня нет билета. Немецкие военнослужащие ездят бесплатно.
Немецкие танки, скрежещущие по асфальту, не вызывают у прохожих никакого интереса. Подросток, играющий на медном саксофоне с бумажными мембранами легкие напевы, злится, т.к. скрежет гусениц забивает все его музыкальные па. Сопровождающие колонну грузовики с солдатами полностью окрашены в зеленый цвет, словно прогулочные автомобили, подготовленные в Берлине для майских экскурсий.
Сделать фото? Некоторое время колеблюсь, а затем безвольно опускаю руки: желание фотографировать отпало. Зачем оно мне надо? Для меня все скоро закончится.
Воздушная тревога. Смотрю в небо, но там нет ни одного самолета – обзор у меня маловат: то и дело упираюсь взглядом в здания. Обычно вой сирены не воспринимается французами всерьез. Они лишь злятся оттого, что метро во время тревоги и некоторое время после нее не работает.
Около станции метро стоят мужчины в старых французских касках, а на рукавах у них желтые повязки.
Прямо на углу длинная очередь. В голове очереди Старик с железным стулом. Кажется, что очередь терпеливо ждет чего-то. На велосипеде подъезжает какой-то парень и бросает на стул стопку газет. Читаю название: «La Lib;ration». К этому слову нельзя придраться, т.к. оно стоит в кавычках. Ниже названия фотографии беженцев. Мысленно французы убирают кавычки – и вот вам статья: Где сфотографированы беженцы – вот что интересует собравшихся.
На мотоцикле, едва не задевая людей, мимо проезжает солдат. Никаких возмущений, только взаимные удивленные взгляды. Словно какой-то режиссер спланировал всю эту сцену: грязный с ног до головы солдат и прохожие. Сценка войны.