Крещатик № 95 (2022)
Шрифт:
– Бедняжка, – Давид смотрел, улыбаясь.
– Тебе хорошо улыбаться, ты в таком доме рос, а я всего боялась. Там кукла на камине стояла очень красивая, с фарфоровым личиком. Я такой никогда не видела и не мечтала даже. Мне ее дали подержать, а руки от страха не держат. Хорошо, горничная успела подхватить, а то бы разбила. После этого еще больше стала бояться. А мне шесть лет и побегать хочется, поиграть с детьми. А кругом одни взрослые. В парк идти за руку, одежда такая, как в церковь ходить, в ней не побегаешь. И хочется понравиться, чтоб похвалили, по головке погладили. А как понравиться, если не понимаешь, чего от тебя
– И ты поехала домой?
– Только не доехала, меня в Хальсберге с поезда сняли и в больницу отправили. Я же рассказывала.
– Да, помню. Бедная ты моя, – Давид погладил Айну по голове.
Воскресенье, 11 декабря
Давид дошел до Гамла стана пешком и поднялся к Немецкой церкви святой Гертруды по Тюска-брикен. Церковь стояла на горе и видна была отовсюду, ее шпиль был самым высоким в старом городе. Улица оправдывала свое название – Тюска-брикен – немецкий склон. Над железными воротами церковной ограды была надпись по-немецки: «Бойтесь Бога! Чтите короля!» Выше сияла золотом женская фигура, очевидно, святая Гертруда. Давид поднялся на несколько ступенек, открыл ворота и вошел. Внутри был маленький садик, но надгробий, как обычно бывает вокруг церквей, не было. Давид огляделся и засмеялся, – то, что с лицевой стороны изображало лучистое сияние вокруг святой Гертруды, с изнанки выглядело как голова кота. Он прошел дальше, к главному входу. Люди собирались на службу, и Давид поторопился отойти. Дворик был маленький, деться некуда; он вышел через другие ворота, обошёл здание и снова вошел в ворота с фигурой Гертруды, пропустив вперед нескольких пожилых дам и мальчика, лет восьми, читающего на ходу. Этот мальчик, читающий немецкую книжку по дороге в церковь, с бабушкой или бонной, напомнил ему о прошлом.
– Давид!
– Привет! Здравствуйте, Инга. – Давид склонил голову, он не знал, надо протянуть руку или нет.
– Здравствуй, Давид, – Инга, казалось, не заметила его неловкости.
– Большое спасибо за фрёкен Айну!
– Пожалуйста! – Инга повернулась ко входу.
– Зайдем? – Айна взяла Давида под руку.
– Неудобно. Тогда нам придется уходить в середине службы.
– У вас три часа, – сказала Инга, – Айна, встретимся здесь же в шесть.
Они пошли вверх по улице, которая начиналась напротив ворот.
– О чем ты так серьезно задумался? Даже нас не заметил.
– Тут мальчик в церковь шел, книжку на ходу читал. Как я в детстве.
– На ходу? – удивилась Айна.
– Да, я люблю читать, от некоторых книжек трудно оторваться.
– Здорово, ты, наверное, очень образованный. Образованные люди лучше.
– Почему?
– Они знают больше. Понимают других.
– Думаешь? Папа считал, что студенты самые демократичные в обществе, потому что в университете учатся. А мы в Упсале больше всего боялись студентов.
– Почему? – теперь Айна спросила.
– Потому что от них исходил самый агрессивный антисемитизм. Не от работяг и не от пьяниц, а именно от студентов Упсальского университета.
– Мой хозяин учился в Упсальском университете. – Айна задумалась, – Тебе было плохо там?
– Где?
– В Упсале, в детском доме.
– Наоборот. Я очень рад, что попал туда. Конечно, это не свой дом, но там было… тепло. Меня уже не пугала спальня на несколько мальчиков и разные ножи и вилки. Но когда мы на велосипедах ездили в школу через весь город или гуляли и встречали компанию студентов, было страшно. Особенно, если ты один.
– Знаешь, мне кажется, если человек читает хорошие книги с детства… В нашем доме не было книг… и любви не было.
Давид остановился и растеряно посмотрел на Айну:
– Твоя мама? Она не любила тебя?
– Не знаю. Она всегда была занята младшими, они всегда болели, один даже умер, а я бегала с другими детьми, пока не стемнеет.
– А отец?
– Он все время работал, я его почти не видела, только в последние дни и помню. Потому-то мне было хорошо в детском доме, много лучше, чем у приемных родителей. У тебя в детстве была семья, праздники, подарки, музыка. Тебе было трудно в Толларпе, а мне наоборот. Там были книги. Я там начала читать и думать.
– И ты не скучала совсем по своим?
– По деду, да, иногда. Думаю, дед меня любил. И я его любила. Его – и потом Чештин.
Они вышли на Стурторгет – Большую площадь; когда-то она, действительно, была самой большой в городе. Последние отсветы закатного солнца исчезали в темном декабрьском небе.
– Видишь пушечное ядро над вывеской? – показала Айна. – По легенде это ядро должно было убить короля Кристиана-тирана, когда он сидел у окна.
– Не считая, что дом построен на 200 лет позже, – засмеялся Давид.
– Откуда ты знаешь?
– Читал. А ты откуда взяла свою легенду?
– Мы были здесь весной на экскурсии со школой. Это самая старая площадь города, здесь была Стокгольмская кровавая баня, когда датский Кристиан II казнил шведских дворян. 84 человека. Поэтому на красном доме 84 белых камня. Тоже легенда, наверное.
– Конечно, легенда, он казнил их не на площади. Но все равно интересно. За это его и стали называть Кристианом-тираном. А в Дании его называют Кристиан Мудрый.
– Ты и это знаешь?
– Мне нравится история, а на немецком много книг по истории Скандинавии.
Они подошли к красному дому. Портал был украшен сверху щитом с надписью, по бокам от щита располагались фигуры римских вои нов.
– Вот видишь, тут тоже надпись на немецком, – Давид указал на надпись. – Здесь написано: «Доверься Господу и держись его пути, он возвысит тебя».
Над щитом находился рельеф головы, явно чей-то портрет.
– Наверное, хозяин дома, – сказала Айна. Она разглядывала орнамент внизу.
– Смотри, здесь тоже лица, только какие-то страшные.
– Это, наверное, тролли, охраняющие вход, – предположил Давид. – Здорово, что ты их разглядела. Я бы не увидел сам, орнамент и орнамент.
В центре площади стоял большой фонарь, рядом уже установили елку и теперь расставляли вокруг прилавки и торговые палатки для рождественского базара.
Давид и Айна прошли по короткой торговой улице и вышли на маленькую площадь-террасу, где темный силуэт статуи закрывал полнеба. Это святой Георгий на коне убивал дракона.