Крест и корона
Шрифт:
— Что?
— Вы разве не слышали про королевский зверинец? Здесь держали слона, которого Людовик Французский подарил Генриху Третьему. В зверинце был один-единственный слон, который потом сдох. Но король очень гордился подарком и построил специально для слона это помещение.
Скорее всего, Бесс говорила правду.
— Здесь впоследствии содержались узницы, — продолжала она. — Может, поэтому вас и поместили сюда. Когда королю Эдуарду Первому понадобились деньги для ведения войны, в Тауэр посадили еврейских женщин, и их отцам
— Это страшный грех, — возмутилась я.
— Но они же были нехристи, — искренне удивилась служанка. — И к тому же приехали в Англию неизвестно откуда.
Бесс принадлежала к той разновидности англичанок, которых больше всего ненавидела моя испанка-мать.
Снаружи донеслись громкие мужские голоса. Бесс кинула взгляд на окно, потом снова посмотрела на меня.
— Не сомневайтесь в моей преданности, госпожа! Я верую по-старому, как и вы, — взволнованно сказала она. — Вы слуга Христова, и я буду помогать вам, чем могу. — Тут она принялась снимать с толстой шеи изящную цепочку. — Я должна показать вам кое-что.
— Вы ничего не должны мне показывать.
Но служанка уже сняла цепочку и открыла висевший на ней медальон.
— Вы только взгляните. — От волнения у нее перехватило дыхание.
Я посмотрела на прядку темно-каштановых волос.
— Это ее, — выдохнула Бесс. — Сестры Бартон. Она сидела в Тауэре три года назад.
Я уставилась на прядку, принадлежавшую Элизабет Бартон, которая изрекала такие пророчества, что дивился весь христианский мир.
— Вы знали ее? — спросила Бесс.
— Нет, она была бенедектинкой, а я доминиканка, — осторожно ответила я. — Сестру Бартон казнили еще до того, как я поступила в монастырь.
— А я, представьте себе, знала. И три раза говорила с ней в тюремной камере. — Служанка просто надулась от гордости. — Она была святейшей женщиной во всей Англии. И необыкновенно храброй. Вы так не думаете? Но ведь сестра Бартон открыто выступала против развода короля!
Я опустила голову:
— Она заплатила ужасную цену.
— Да. Бедняжку повесили. Мне довелось видеть ее казнь. — Бесс положила руку мне на плечо. — Они и вас в том же самом подозревают — боятся, не бывает ли у вас каких видений, связанных с королем? Не поэтому ли вы и пришли на Смитфилд? Помните, леди Кингстон выпытывала про ваш сон?
Я стряхнула ее руку:
— У меня не бывает никаких видений. Господь определил мне иное предназначение.
Снаружи снова раздались громкие мужские крики. Я поспешила к окнам, но они оказались на фут выше моего роста.
— Подайте мне стул, — велела я Бесс. — Вдруг это мой отец. Или Джеффри Сковилл.
— Но вы не должны выглядывать в окно в ночной рубашке.
— В окно будет видно только мое лицо.
Бесс испуганно посмотрела на меня и секунду колебалась, но потом приняла решение — подтащила
Моя камера выходила на хорошо ухоженную лужайку, за которой виднелось несколько зданий. Много больше других был древний белый замок. По лужайке в окружении перекликавшихся друг с другом бифитеров волочили ноги шесть человек в кандалах.
— Каких-то заключенных уводят, — сказала я.
— Да. Еще нескольких бунтовщиков с Севера перевозят в Тайберн, чтобы казнить, — пояснила стоявшая рядом со мной Бесс. — Вы видите сэра Уильяма и леди Кингстон?
Я обшарила взглядом людей в зеленой форме и заметила вездесущую парочку: оба были высокого роста.
— Вижу.
— Он в юности служил стражником в Тауэре. Вы это знали? — спросила Бесс. — Король много раз повышал его в должности. О, этот человек сделает все, что от него потребуют. Сэр Уильям так плакал в день казни сэра Томаса Мора, ведь тот был его другом. Но все равно именно он вел его на плаху.
Я с интересом разглядывала заключенных.
— Вы знаете этих людей? — спросила я. — Нет ли среди них сэра Джона Булмера?
— Нет, госпожа, я его никогда не видела. Но говорят, что сэр Джон высокий и с белой бородой.
Я пригляделась к заключенным. Сбоку стоял человек, отвечающий этому описанию. Но вот странно: на вид ему было лет шестьдесят, то есть в два раза больше, чем Маргарет. И тем не менее он был ее мужем, которого она горячо любила. Скоро они воссоединятся по Божьей милости.
Тут вдруг заржала лошадь, и я увидела, как леди Кингстон кого-то поприветствовала. Лошадь рысью проскакала мимо строя заключенных, и, когда я посмотрела на сидевшего в седле человека, тошнота подступила к моему горлу. Это был пожилой мужчина, старше сэра Уильяма Кингстона и сэра Джона Булмера, но верхом он ездил просто виртуозно, ничуть не хуже молодых. Все бифитеры низко поклонились.
Внезапно наездник поднял голову. Несмотря на расстояние, наши взгляды встретились, и всадник вздрогнул, узнав меня. Он развернул коня, ударил его в бока шпорами, а я спрыгнула со стула.
— Кого это вы там увидели? — поинтересовалась Бесс.
Кого я увидела? Человека, который вел армию короля против бунтовщиков на Севере. Человека, который сделал несчастной свою жену и мою кузину Элизабет. Одного из самых знатных пэров королевства.
— Герцога Норфолка, — сказала я. — И боюсь, он приехал ко мне.
7
Томас Говард, третий герцог Норфолк, был зол еще до того, как увидел меня.
Я услышала тяжелые шаги за дверью камеры, а потом он вошел, оттолкнув бифитера, который отпер для него дверь.
— Что она делает здесь, Кингстон? — сердитым, хриплым голосом бросил герцог через плечо.
Следом за ним торопливо вошли сэр Уильям Кингстон с женой.
— Ваша светлость, но сейчас у нас в Тауэре очень мало свободных помещений, — проговорил сэр Уильям, не решаясь приблизиться.