Крестоносцы 1410
Шрифт:
– Магистр, – сказал старец, – не буду ничего говорить в свою защиту. Вот стоит подле вас крест Христов с изображением Спасителя. Принесу вам перед ним клятву, что я невиновен.
– Зачем мне присяга и лжесвидетельство, где явная вина и преступник, поманный на деле? Лучше признайтесь, расскажите, кто вас послал, поведайте, где король и войско его… раскаянием откупитесь.
– Я иду из Силезии, а по дороге молюсь, ничего не знаю, – простонал старичок. – За свидетеля моей невиновности я беру Богородицу,
Старичок опустил голову, опёрся на посох и докончил, словно сам для себя:
– Да будет воля Твоя…
– Если по доброй воле не признаёшься, – проговорил магистр, – найдётся у нас палач и ложе, и щипцы, и верёвки, и кольцо… не ждите, чтобы я их использовал.
– В руке Божьей жизнь и здоровье моё, делайте, что хотите, воля ваша, но помните, что на небе есть Бог, и что он отомстит за невинного.
– На суд Божий меня вызываете? – засмеялся магистр. – Вы… одинокий червяк.
– Священник… – прервал старик с достоинством.
Магистр Ульрих начал присматриваться к старику, который под воздействием угрозы набирал серьёзность и величие.
Это был уже не тот, кто минуту назад был согбенным и покорным старичком, перед могуществом магистра склонившим голову: он поднял голову и глаза смело устремил на Ульриха.
– Отправляю тебя в тюрьму и на пытки, – сказал магистр.
– Ты господин, – изрёк священник, – действуй.
Оба стояли в молчании, меряя друг друга взглядом; мгновение магистр, казалось, колеблется.
– Я прощу вам, если поведаете, что делает король? Где лагерь? Где Витольд? Идут ли силезцы, чехи и моравы на помощь? Сколько хоругвей наёмников?
Возмутился старик и сделал движение.
– Магистр! – воскликнул ксендз, поднимая вверх руку. – Делай же слабым, что хочешь… Ни короля Ягайлы и его хоругви, ни князя Витольда с его русинами и татарами можешь не опасаться. Я тебе расскажу о других врагах, более опасных, которые победят Орден и повергнут.
Магистр стоял изумлённый.
– Не те войска, но небесные заступники выйдут против вас, с архангелом Михаилом, как раньше, против мятежных ангелов. Убьют вас не стрелы неприятеля, но грехи ваши…
Ульрих, не открывая уст, слушал, поражённый.
– Да, – продолжал старичок, волнуясь всё больше. – Вы называете себя христианским Орденом, а духа Христова не имеете… только сатанинскую гордость. Не с язычниками вы воюете, но добиваетесь могущества и богатств для себя; не в смирении и послушании вы живёте, но в роскоши и изнеженности, не в любви, но в ненависти и ссорах. Ваши грехи являются вашими врагами, которые вас победят.
Ничего не сказав, магистр хлопнул в ладоши и на пороге показался монах.
– Отдайте этого проповедника кнехтам! – приказал он. – Нужно чтить облачение священника. Это птичка дорогая и необыкновенным духом согретая, нельзя его бросать в любую темницу… следует почтить… как следует. В конце концов свободен склеп Витольда? Там, где сидел господин его, позволит себе старичок отдохнуть. Там ему будет удобно и безопасно…
Он говорил это с насмешливым выражением, когда кнехты уже показались на пороге, а за ними заранее ожидающий ключник с кошельком у пояса.
– Отдайте ему каземат Витольда, – добавил магистр, – ведь это недалеко от костёла, будет возможность молиться, слушая колокола.
– Бог заплатит! – проговорил старичок, опёрся на посох и вышел.
Кнехты с насмешками повели его между собой с обеих сторон. Впереди шёл ключник, иногда оглядываясь. Они вышли во двор, в котором было уже темно и пусто. Здания стояли чёрные и почти везде были погашены огни, только кое-где за шторами блестел тусклый блеск лампы. На чёрном небосводе спокойно поблёскивали звёзды.
С покалеченной ногой старец едва мог медленно передвигаться, поэтому кнехты толкали его и тянули, так как ключник их опережал. Так они приблизились почти вплотную к Гданьской башне, где был вход в подземелье, пекарню и кухню, и спустились на несколько ступеней в глубину. Ключник сначала зажёг лампу в помещении стражника. Грубые и ничем не покрытые стены подземелья выглядели мрачно… ещё страшней выглядела окованная тяжёлая железная дверь, запертая задвижкой, в которой за решёткой на петлях было видно маленькое окошко.
Хотя ключник огромными руками, навалившись и напирая собой, нажал на дверь, не мог сдвинуть, пока не помог кнехт, и двери на заржавевших петлях, наконец, подались. За ними показался узкий проход, справа и слева были две тесные каморки, вероятно, для стражи.
Тут же напротив другую дверь, обитую железными бляхами, открыл уже страж и сам опередил пилигрима, осматривая затхлый каземат.
Это помещение было наполовину в земле, с одним окном, повсюду обитое толстыми деревянными балками, которые железными переборками были прижаты к стене. Из таких же балок состоящее ложе, пустое, холодный кирпичный пол, засыпанный пылью и землёй – и больше ничего не было.
Ключник осмотрелся, ибо ни жбана с водой, ни соломы на ложе не было.
– На ночь и так хорошо, – пробормотал он.
Утомлённый ксендз уже припал на ложе, не прося ни о чём, не говоря ничего, опустивши глаза, молился. Кнехты глядели на него с интересом; поглядел на него и старый ключник. Затем все вернулись к двери; последним вышел страж и на двери опустил один и второй ригели. Темнота окружила старца и нескоро немного ночных сумерек он увидел сверху, в решётчатом окне.
– Благодарю Тебя за всё, Боже! – прошептал он, складывая уставшие члены на досках.