Крестоносцы

Перну Режин

Определив основные требования, Гумберт затем дает целую серию тем для проповедей и, как было во многих сборниках этого жанра в ту эпоху, снабжает их для иллюстрации примерами, взятыми из истории, легенд, военных побед императора Константина и даже видений Турпина, описанных в героическом эпосе. Он приложил также весьма живописный перечень причин, отвращающих людей от участия в крестовом походе, и указал средства их убеждения. Некоторые, по его словам, отказываются принимать крест по причине нездоровья, из-за отсутствия денег или из страха. Одни подобны большим, массивным парадным лошадям, желавшим бы всю жизнь провести в конюшне; другие похожи на домашних кур, каждый вечер стремящихся вернуться в свой курятник; третьи напоминают фламандских коров, которые целые дни проводят в стойле, привязанные за шею веревкой, или же пресноводных рыб, не желающих покидать мест своего обитания и немедленно возвращающихся назад, как только чувствуют запах моря. Настоящий рыцарь должен смотреть на страну, где жил Спаситель, как на свою истинную отчизну, и ради нее без колебаний порывать даже со своей семьей, как советует Евангелие. Есть и такие, кто колеблется принять крест из страха перед насмешками. Это замечание Гумберта показывает, что в ту эпоху отношение к крестовым походам было весьма различным, и часто воодушевленные крестоносцы сталкивались с насмешками в своем окружении. Многие поступали "как и другие", но многие не решались, опасаясь неодобрительного отношения близких. Все это свидетельствует о том, что крестовые походы все более и более становились, по словам одного современного историка, "изысканным видом спорта". Когда в 1264 г. на турнире в Мо повторились те же события, что и на турнире в Экри, то есть многие рыцари по призыву архиепископа Тира в порыве энтузиазма приняли крест, то у многих этот порыв оказался чисто платоническим, и под влиянием растущего беспокойства они стали выкупать свои обеты, предлагая церкви дары, равноценные расходам, которые они понесли бы в качестве крестоносцев.

Наш проповедник намекает также и на упадок духа, становившийся все более глубоким ввиду постоянных неудач последних крестовых походов: "Не остается больше ни духовных завоеваний, ни мирских преимуществ: сарацины не обращаются в истинную веру, жертвы войны по большей части попали в ад, и мы не можем даже сохранить завоеванные земли. Саладин в одно мгновение все захватил. Император Фридрих I утонул в малой воде в начале похода; Св. Людовик со своими братьями и всей знатью попал в плен… Сарацины же бесчисленны, и их становится все больше, поскольку они находятся на своих землях".

Эхо того же чувства звучит и в твердых словах Жуанвиля, отказавшегося во второй раз отправиться в крестовый поход со Св. Людовиком: "Пока я был за морем, сержанты короля Франции и короля Наварры грабили и разорили моих людей. И если я не останусь, чтобы защищать их, то оскорблю Господа, который все сделал, дабы спасти свой народ".

Время невероятных предприятий, к коим относились и крестовые походы, прошло, и, чтобы победить, нужна была бы вся страсть первых крестоносцев.

И кое-что от этой первоначальной страстности несомненно хранят "призывные слова", коими Гумберт Романский предлагал проповедникам завершать свои проповеди: "Вы видите, мои возлюбленные, к чему ведут мирские войны, чаще всего несправедливые, и к чему ведет война за Христа, самая законная из всех. В первые войны многие люди вовлекаются узами дружбы с мирянами; так пусть дружба с Христом подвигнет вас к решению вести войну за Него. Теми движет тщеславие, а вами пусть руководит жажда небесной отчизны… Я обещаю вам от имени Отца и Сына, и Духа Святого, что все, кто отправится на эту войну и погибнет от оружия после исповеди и с сокрушенным сердцем, обретет царствие, которое Господь крестом своим завоевал для нас; и я уже сейчас вручаю вам инвеституру на это царство тем самым крестом, который протягиваю вам. Подходите же и пусть никто из вас не отказывается принять столь славную инвеституру, гарантирующую вам трон там, в горних высях".

Но сколь бы ни был проповедник красноречивым, сам по себе он не смог бы полностью преуспеть в пропаганде крестового похода, если бы бок о бок с ним то же самое не делал бы другой персонаж – поэт. В средние века поэт и поэзия были вездесущи, и удивительно было бы, если бы они оказались в стороне от великой эпопеи крестовых походов.

Наша эпическая поэзия – современница первого крестового похода, и их нельзя понять друг без друга. Рето Беццола [35] глубоко проанализировал то чувство, которое побуждало феодалов в конце XI в., когда король Франции был занят совсем другими вопросами, нежели защита христианства, вспоминать с некоторой ностальгией Карла Великого, боровшегося с сарацинами Испании. Все наши эпопеи, от "Песни о Роланде" до цикла о Гильоме Оранжском, отражают главную заботу той эпохи – вырвать у ислама Святые места.

35

R Bezzola De Roland a Raoul de Cambrai / Melanges Ernest Hoepffner. Paris, 1949

Зарождавшаяся в то же время или немного позже провансальская поэзия также несет на себе следы этой заботы, и накануне своей отправки на Восток наш наиболее древний трубадур Гильом IX Аквитанский написал один из своих самых прекрасных стихов:

В изгнанье отправляюсь я,Тревог и страха не тая:Война идет в мои края,Лишенья сына ждут и плен…Я Радость знал, любил я бой,Но – с Ними разлучен судьбойВзыскуя Мира, пред Тобой,Как грешник, я стою согбен.Я весельчак был и не трус,Но с Богом заключил союз,Хочу тяжелый сбросить грузВ преддверье близких перемен.Все оставляю, что любил:Всю гордость рыцарства, весь пыл,Да буду Господу я мил,Все остальное только тлен… [36]

36

Перевод по: М. Б. Мейлах. Язык трубадуров. М., 1975. С. 175-176.

И именно провансальская поэзия дала самую древнюю песнь о крестовом походе в собственном смысле слова, в которой поэт присоединяет свой голос к голосу проповедника, убеждая слушателей принять крест. Автор, поэт Маркабрюн, назвал ее "Песнью Купели", сравнивая крестовый поход с прекрасной "купелью", куда христиан погружают при крещении, очищающем их на склоне жизни:

И в милосердии своем нам далСеньор небесный чудную купель,Какой нигде нет, лишь за морем,Там, далеко, где жил Иосафат…Я говорю вам: по вечерам и по утрамНам следует в ней мыться, как и должно.

А в конце эпохи крестовых походов, во второй половине XIII в., когда пришла погибель заморским королевствам, поднялся голос нашего самого крупного средневекового поэта Рютбефа. Известны его одиннадцать песен о крестовых походах, где легко, как и в речах проповедников, можно обнаружить все различие мнений по поводу заморских походов в те времена. Особенно ясно это проявляется в его "Споре крестоносца с отказавшимся от креста", где сталкиваются аргументы за и против походов. В итоге он безжалостно бичует тех, кого считает виновным в утрате крестоносного духа: королей и князей, помышляющих лишь о собственных распрях, и прелатов, озабоченных только своим благосостоянием:

А вы, прелаты святой Церкви,Чтоб жить всегда в покое и тепле,Служить заутрени за морем не хотите,Куда зовет Жоффруа де Сержин [37] .Но говорю, что осужден тот будет,Кто не желает ничего, лишь доброе вино,Да мясо вкусное и острый перец.Война с неверными – то ваша ведь война,За Бога вашего, и вам она во благо!..И как тогда ответите вы Богу за землю,Где смерть в мученьях принял он за вас?

37

Имя крестоносца, ставшего тогда знаменитым благодаря своим подвигам.

Нет почти ни одного прозаического или поэтического жанра литературы, где не звучало бы эхо крестовых походов. В эпическом жанре мы им обязаны "Песнью об Антиохии" и "Песнью об Иерусалиме", в историографическом первым написанным по-французски сочинением в прозе "Завоеванием Константинополя" Жоффруа де Виллардуэна. Произведения фольклора на эту тему бесчисленны, от "Легенды о Святом Геральде", основателе госпиталя в Иерусалиме, о котором рассказывали, что во время осады города он кормил осаждающих его христиан, бросая им камни, которые превращались в хлеб, до истории о Гильоме Виллардуэне, уроженце Греции, ставшем героем фольклора этой страны, а через это даже типом совершенного героя во второй части "Фауста" Гете.