Крестоносец: Железная Земля
Шрифт:
– Так, - ко мне вернулось чувство реальности, я понемногу приходил в себя. Останки убитой твари, тела ее жертв и темная кровища, залившая меня и пол, исчезли бесследно.
– Значит, это симулятор?
– Симулятор? Что это значит?
– Все это ненастоящее, верно?
– Да, это всего лишь иллюзия. На самом деле ты сейчас мирно спишь в гостинице, и все происходящее как бы твой сон. Но ты показал себя молодцом. Как ты определил, что эта женщина не та, за кого себя выдает?
– Очень просто, сэр. Она была одета в лохмотья, а на пальцах драгоценные кольца. И вообще, какая-то она странная была.
– Поздравляю тебя,
– Лакримона - это вампир?
– Да, один из самых опасных. Все порождения Нави внушают ужас, но лакримона всегда вызывает особое омерзение даже у нас, персекьюторов. Наши демонологии говорят, что лакримоной, или, как ее называют в народе, Плакальщицей, становятся женщины, умершие бездетными. В дальних деревнях Элькинга или Аверны общины до сих пор не разрешают хоронить таких покойниц на погостах, их тела сжигают и только потом прах предают земле, чтобы бедняжки не стали вампирами. Лакримона никогда не нападает на мужчин, охотится только на молодых женщин и детей. Свои жертвы она часто приманивает детским плачем, отсюда и название. Если в деревне начинают один за другим умирать младенцы - значит, Плакальщица пришла. Это верная примета, и она никогда не обманывает. Так было и в Верте. Спасения от лакримоны нет, она высасывает из жертвы всю кровь, и от этой крови раздувается, как тварь, которую ты убил в Баз-Харуме, помнишь? В это время лакримону легко спутать с беременной женщиной.
– Проклятая паучиха. И умная - у кого поднимется рука на брюхатую?
– Истинно. Будь она голодной, тебе пришлось бы намного сложнее. У лакримоны отменная реакция. И впредь, никогда не разговаривай с вампирами. Некоторые из них могут при помощи чар поработить твой разум, и в этом случае ты неминуемо погибнешь.
– И каких только тварей не сыщешь под небесами!
– Я вытер меч тряпицей, которую подобрал с пола и убрал в ножны.
– Что теперь, сэр Роберт?
– Теперь отдыхай. До утра еще есть время.
– Вы ничего больше не хотите мне сказать?
– Только то, что горжусь тобой, - рыцарь шагнул ко мне, протянул руку ладонью вперед, но миг спустя со вздохом опустил ее. Я понял: он хотел коснуться моей щеки, но не смог.
– Скоро ты станешь гордостью Ордена, сынок. И мне это приятно.
– Орден никогда не примет меня обратно, сэр.
– Примет. У твоих недругов не будет выбора. Ты докажешь им, что доблесть и разум важнее безупречной родословной.
– Сэр, что будет со мной?
– Тебя ждет слава. Или смерть. Или забвение. Все зависит от тебя.
– Мне хотелось бы стать достойным вас, сэр Роберт.
– Похвальное желание, сынок. Но ты нашел себе не того кумира. Я всего лишь старый неудачник и....
– Нет, сэр. Вы герой, и это говорят все.
– Мертвым небезразлично, что говорят о них живые, - тут сэр Роберт слабо улыбнулся.
– Титулы, богатства, страсти мы оставляем за порогом земной жизни. И только память остается в мире, который мы оставляем навсегда. Если о нас на этой земле остается добрая память, это славно. Человек не может мечтать о большем. Поэтому твои слова радуют меня. Не думай обо мне и не сожалей о моей смерти. Я ушел достойно, как и полагается воину. Матерь смилостивилась надо мной, даровала мне достойную смерть, и я желаю такой же и тебе, сынок, когда придет твой час. А теперь я должен идти. Утро близко, мое время заканчивается. Да благословит тебя Матерь, сынок!
– Прощай... отец.
Он улыбнулся еще раз и растаял в густом голубоватом тумане, наполнившим дом. Этот туман окружил меня, и я понял, что пришло время проснуться.
***
Всадников было десять - они были вооружены, облачены в добротные кольчужные доспехи и выглядели весьма грозно. Они встали подковой у выезда с моста на шлях, перекрыв его. Их предводитель поехал нам навстречу. Это был плечистый малый лет тридцати, эдакий красавец-блондин - гроза местных вдовушек, в сияющей на солнце кольчуге, поверх которой был наброшен соболий пелизон. Остановившись метрах в пяти от нас, парень поднял правую руку в приветственном жесте.
– Вы шевалье де Квинси?
– крикнул он.
– К вашим услугам, - я положил правую ладонь на рукоять меча.
– Добро пожаловать в епископат Каль, шевалье!
– Соболий пелизон склонил голову в учтивом приветствии. Впрочем, никакого радушия на его лице не читалось, оно осталось непроницаемым.
– Я Венчен Друбби, кальский бейлиф. Его преосвященство епископ Ошер повелел мне встретить вас и ваших спутников и препроводить в его резиденцию.
– Как неожиданно, право слово, - сказал я. Меня удивили его слова.
– Мы не предупреждали его преосвященство о своем визите.
– Не удивляйтесь, шевалье, - Бейлиф все же улыбнулся, хотя его улыбка получилась кисловатой.
– Епископ получил уведомление о вас голубиной почтой из Левхада. Их величеством велено оказывать в вашей миссии всевозможное содействие и помощь. Разумеется, епископ принял это к сведению и весьма рад исполнить королевскую волю.
Так, теперь понятно. Королева Вотана подсуетилась. Что ж, замечательно. По крайней мере, вопрос с ночлегом и ужином теперь наверняка решен...
– Прекрасно, - сказал я вслух и поклонился бейлифу.
– Что ж, ведите. Мы следуем с вами.
– Мы любим, когда в наш епископат приезжают гости, - заявил бейлиф, когда мы съехали с моста на шлях.
– Вы ведь расскажете нам столичные новости, шевалье?
– Боюсь, мои новости устарели. Я очень давно не был в Рейвеноре.
– У нас говорят, его величество и орден готовятся к крестовому походу против Тервании?
– Да, это так.
– Прекрасно!
– с воодушевлением воскликнул Друбби.
– Мы давно ждем этого похода. Наконец-то дорога к славе будет открыта.
– Вы так рветесь в поход?
– Не я один, шевалье. Многие местные дворяне готовы по первому зову встать под знамена империи в священной войне.
– Невероятно, - я с удивлением посмотрел на бейлифа.
– Мне казалось, что жители Виссении не очень-то горят желанием проливать кровь за Империю.
– Ваша правда, кое-где имперцев недолюбливают, - признался бейлиф.
– Но вы ж понимаете, это неграмотное темное быдло, которое ненавидит всех. В моих жилах течет кровь двадцати поколений лордов Краута, одной из самых знатных виссингских фамилий, но левхадская голь будет плевать мне вслед точно так же, как и вам, шевалье. Мы просвещенные люди и понимаем, что национальная рознь ни к чему хорошему не ведет. Не будем уподобляться тупым селянам, мой друг.