Крестовые походы глазами арабов
Шрифт:
Узнав об отвоевании Эдессы, весь арабский мир возликовал. Зенги приписывали самые амбициозные планы. В окружении атабега беженцы из Палестины и многочисленных прибрежных городов стали поговаривать о походе на Иерусалим. Эта цель вскоре должна была стать символом борьбы с франками.
Калиф поспешил даровать герою дня почётные титулы: «аль-малик аль-мансур» («победоносный князь»), «заин-аль-ислам» («украшение ислама»), «нассир амир аль-муминин» («опора главы правоверных»). Подобно всем правителям той эпохи, Зенги гордо писал подряд все свои титулы, являвшиеся символами его могущества. В одном из своих изящных сатирических замечаний Ибн аль-Каланиси просит у читателей извинения за то, что он вынужден писать «султан такой-то», «эмир» или «атабег», не прибавляя к этим словам полные титулы. Ибо, объясняет он, начиная
Эмир, генерал, великий, справедливый, помощник Бога, победитель, единственный, опора веры, краеугольный камень ислама, украшение ислама, защитник людей, член династии, поборник вероучения, величие народа, честь царей, опора султанов, победитель неверных, бунтовщиков и еретиков, командующий мусульманских армий, победоносный князь, князь князей, солнце достоинств, эмир обоих Ираков и Сирии, завоеватель Ирана, Бахлаван Джихан Альп Инассадж Котлог Тогрульбег атабег Абу-Саид Зенги Ибн Ак Сонкор, опора главы правоверных.
Но если отвлечься от помпезности, которую дерзко высмеивает дамасский хронист, эти титулы тем не менее отражают то высокое место, которое с этого времени занял Зенги в арабском мире. Франки трепетали при одном упоминании его имени. Их смятение ещё больше усилило то обстоятельство, что король Фульк умер незадолго до падения Эдессы, оставив двух малолетних детей. Его жена, принявшая регентство, отправила в страны франков послов, чтобы доставить туда известия о бедствии, которому подвергся её народ. «И тогда во всех этих землях, — говорит Ибн аль-Каланиси, — стали призывать людей к нападению на страны ислама».
Словно подтверждая опасения иноземцев, Зенги после своей победы вернулся в Сирию и заявил, что готовится к широкомасштабному наступлению на города, удерживаемые франками. Поначалу эти планы были восприняты сирийскими городами с энтузиазмом. Но мало-помалу жители Дамаска стали размышлять об истинных намерениях атабега, который остановился у Баальбека, как это уже было в 1139 году, и стал сооружать большое число осадных машин. А не собирается ли он напасть на Дамаск под видом джихада?
Тогда ещё никто не знал, что в январе 1146 года, когда, казалось, были завершены все приготовления к весенней кампании, Зенги придётся вернуться на север: его осведомители сообщили, что Жослен Эдесский вместе с его армянскими друзьями, оставшимися в городе, замышляет заговор с целью уничтожения тюркского гарнизона. После победного вступления в город атабег взял ситуацию в свои руки, казнил сторонников графа и, чтобы усилить противников франков внутри города, поселил в Эдессе три сотни еврейских семей, чья непреходящая поддержка была ему обеспечена.
Это тревожное событие привело Зенги к мысли, что лучше отказаться, хотя бы на время, от расширения своего домена и постараться укрепить его. К примеру, на большой дороге из Алеппо в Мосул обосновался некий арабский эмир, контролировавший сильную крепость Джаабар, расположенную на Евфрате, и не желавший признавать власть атабега. Поскольку его непокорность могла стать безнаказанной угрозой для сообщения между двумя столицами, Зенги в июне 1146 года отправился осаждать Джаабар. Он надеялся овладеть им за несколько дней, но предприятие оказалось намного труднее, чем ожидалось. Прошло три долгих месяца, а сопротивление осаждённых не ослабевало.
Однажды сентябрьской ночью атабег лёг спать, предварительно употребив большое количество алкоголя. Неожиданно его разбудил шум внутри шатра. Открыв глаза, он увидел одного из своих евнухов, некоего Яранкаша, франка по происхождению, который пил вино из его собственного кубка, что вызвало ярость атабега, пообещавшего сурово наказать виновного на следующий день. Опасаясь гнева своего господина, Яранкаш дождался, когда тот заснул, изрешетил его ударами кинжала и бежал в Джаабар, где его усыпали подарками.
Зенги умер не сразу. Когда он лежал в полубессознательном состоянии, в шатёр вошёл один из его приближенных. Ибн аль-Асир передаёт его слова:
Увидев меня, атабег подумал, что я пришёл прикончить его, и знаком попросил у меня пощады. Я же в смятении упал на колени и спросил его: «Господин, кто сделал это с тобой?» Но он не смог мне ответить и испустил дух. Да сжалится над ним Аллах!
Трагическая смерть Зенги, случившаяся внезапно вскоре после его триумфа, произвела на современников сильное впечатление. Ибн аль-Каланиси комментирует это событие стихами:
Утро увидело его распростёртым на постели, Где его зарезал его евнух. И хотя он спал посреди отважной армии, Защищённый её храбрецами и их саблями, Он погиб, и ему не помогли ни богатства, ни власть, Его сокровища стали добычей других. Их поделили его сыновья и его противники, И после его гибели, его враги поднялись, держа меч, Которым они не смели размахивать, пока он был жив.Действительно, смерть Зенги стала концом всего. Его солдаты, ещё недавно столь дисциплинированные, превратились в орду необузданных грабителей. Его богатство, его оружие и даже его личные деяния исчезли в мгновение ока. Потом его армия стала распадаться. Эмиры один за другим собирали своих людей и старались овладеть какой-нибудь крепостью и переждать в безопасном месте ход событий.
Когда Муануддин Унар узнал о смерти своего противника, он немедленно покинул Дамаск во главе своих отрядов, овладел Баальбеком и за несколько недель восстановил сюзеренитет над всей центральной Сирией. Раймонд Антиохийский возобновил, казалось, уже забытую традицию и совершил рейд до самых стен Алеппо. Жослен затеял новые интриги, чтобы вернуть Эдессу.
Эпопея могучего государства, основанного Зенги, казалась завершённой. На самом деле, она только-только начиналась.
Часть четвёртая
Победа (1146–1187)
О, Аллах, дай победу исламу, а не Махмуду!
Кто он такой этот пёс Махмуд, чтобы заслуживать победу?
Глава восьмая
Святой князь Нуреддин
В то время, когда в стане Зенги царило смятение, лишь один человек оставался невозмутимым. Ему было двадцать девять лет; с короткой стрижкой, с лицом смуглым и выбритым кроме подбородка, он имел широкий лоб и добрый ясный взгляд. Он приблизился к ещё тёплому телу атабега. С душевным трепетом взял его руку, снял с неё перстень с печаткой, символ власти, и надел себе на палец. Его звали Нуреддин. Он был вторым сыном Зенги [32] . «Я читал жизнеописания правителей прошлого, но не нашёл ни одного за исключением первых калифов, кто был бы так добродетелен и справедлив, как Нуреддин». Ибн аль-Асир имел полное право преклоняться перед этим князем. Хотя сын Зенги и унаследовал качества своего отца — строгость, смелость и государственный ум — в нём не было и следа тех пороков, которые делали атабега столь неприятным некоторым его современникам.
32
Чтобы больше узнать о сыне Зенги и его эпохе, см.: N. Elisseeff, Nur-ad-Din, un grand prince musulman de Syrie au temps des croisades, Institut francais de Damas, 1967. Разница в написании Нуреддин и Нур-ад-Дин заставляет в этом месте уточнить, если это вообще необходимо, что мы не приняли в этой книге, предназначенной для широкой публики, академическую арабскую транскрипцию ( прим. авт.).