Крестовые походы глазами арабов
Шрифт:
2 марта вечером комнату больного наполнили женщины дворца, которые не могли удержаться от слёз. Состояние Саладина было столь критическим, что его старший сын аль-Афдаль попросил Бахаеддина и другого помощника султана, кади аль-Фадиля, провести ночь в цитадели. «Это было бы неразумно, — ответил кади, — ибо, если горожане не увидят нас уходящими, они подумают о худшем, и могут произойти грабежи». Чтобы наблюдать за больным, пригласили шейха, который жил в цитадели.
Он читал стихи из Корана, говорил об Аллахе и о жизни после смерти, а султан лежал без сознания. Когда я пришёл на следующее утро, он уже был мёртв. Да сжалится над ним Аллах! Мне рассказали, что когда шейх читал стих, где было сказано: «Нет иного бога кроме Аллаха, и к нему я возвращаюсь», султан улыбнулся, его лицо осветилось, и после этого он испустил дух.
Узнав
Эти невыносимые сцены, — рассказывает Бахаеддин, — продолжались до полуденной молитвы. Потом тело обмыли и одели в саван; всё необходимое для этого пришлось заимствовать, ибо у султана не было ничего своего. Хотя меня пригласили на церемонию обмывания, которую проводил улем ад-Давлахи, я не нашёл в себе мужества присутствовать. После полуденной молитвы гроб, обёрнутый сукном, вынесли наружу. Увидев похоронную процессию, толпа разразилась жалобными криками. Потом группа за группой стала подходить, чтобы помолиться его праху. Потом султана отнесли в дворцовый сад, где за ним ухаживали во время его болезни, и похоронили в западном крыле. Его предали земле в час послеполуденной молитвы. Пусть Аллах освятит его душу и озарит его могилу!
Глава двенадцатая
Справедливый и Превосходный
После Саладина наступило то, что происходило после всех великих мусульманских правителей — гражданская война. Едва он умер, как его империя была расчленена. Один из его сыновей взял Египет, другой — Дамаск, а третий — Алеппо. К счастью, большинство из семнадцати его сыновей и единственная дочь были ещё слишком молоды, чтобы сражаться; это до некоторой степени ограничило фрагментацию государства. Но у султана было два брата и несколько племянников, каждый из которых хотел своей доли в наследстве, а если можно — то и всё. Прошло девять лет борьбы — с бесчисленными союзами, предательствами и убийствами — прежде чем империя Айюбидов вновь стала повиноваться одному владыке Аль-Адилю, («Справедливому»), искусному дипломату, который чуть было не стал родственником Ричарда Львиное Сердце.
Саладин относился с некоторым подозрением к своему младшему брату, слишком искусному собеседнику, слишком большому интригану, слишком амбициозному и легко находившему общий язык с западными людьми. Поэтому он дал ему небольшой фьеф: замок, отнятый у Рено Шатильонского, на восточном берегу реки Иордан. Саладин полагал, что из этого засушливого и почти необитаемого региона брат никогда не сможет претендовать на лидерство в империи. Но султан просчитался. В июле 1196 года Аль-Адиль отнял Дамаск у Аль-Афдала. Этот 26-летний сын Саладина оказался неспособным к управлению. Уступив все полномочия своему визирю Дийя Аль-Дину Ибн аль-Асиру (брату историка, оставившего нам этот рассказ), он предался алкоголю и наслаждениям гарема. Дядя сместил его с трона в результате заговора и изгнал в соседнюю крепость Сархад, где Аль-Афдал, терзаемый сожалением, поклялся отказаться впредь от распутной жизни, дабы посвятить её молитвам и медитации. В ноябре 1198 года другой сын Саладина, Аль-Азиз, владыка Египта, погиб, упав с коня во время охоты на волков в окрестностях пирамид. Аль-Афдал не мог более устоять перед искушением покинуть своё жилище отшельника и стать преемником брата, но дядя без большого труда лишил его новых владений и отправил обратно, как затворника. К 1202 году Аль-Адиль, которому было теперь 57 лет, стал неоспоримым владыкой империи Айюбидов.
Хотя ему не хватало харизмы и гения его сиятельного брата, он был хорошим администратором. Под его правлением арабский мир вступил в период покоя, процветания и терпимости. Сочтя, что священная война не имеет смысла после возвращения Иерусалима и ослабления франков, новый султан принял в отношении последних политику сосуществования и торговых обменов. Он даже поощрил несколько сотен итальянских купцов поселиться в Египте. На арабо-франкском фронте на несколько лет воцарилось беспрецедентное успокоение.
Пока Айюбиды были заняты внутренними разборками, франки попытались восстановить некоторый порядок на своей серьёзно потрёпанной территории. Перед тем, как покинуть Ближний Восток, Ричард доверил королевство Иерусалим, столицей которого теперь была Акра, одному из своих племянников, «аль-конду Герри», графу Анри Шампанскому. Что касается Ги де Лузиньяна, чей авторитет рухнул после поражения у Гитина, тот был отправлен в изгнание с почётом, став королём Кипра, где его династии предстояло править ещё четыре столетия. Чтобы компенсировать слабость своего государства, Анри Шампанский попытался заключить союз с ассасинами. Он лично отправился в Аль-Кахф, одну из их крепостей, и встретился там с их великим мастером. Синан, старец горы, умер незадолго до этого, но его преемник имел над сектой ту же самую абсолютную власть. Чтобы доказать это франкскому гостю, он приказал двум своим адептам броситься вниз с крепостного вала, что они и сделали, не медля ни секунды. Великий мастер собирался продолжить это демонстративное убийство, но Анри уговорил его остановиться. Союзный договор был заключён. Оказывая честь своему гостю, ассасины поинтересовались, нет ли у него на примете кого-нибудь, убийство которого он бы хотел им поручить. Анри поблагодарил их и обещал прибегнуть к их услугам при необходимости. Но по иронии судьбы, вскоре после этого визита племянник Ричарда погиб 10 сентября 1197 года, случайно выпав из окна своего дворца в Акре.
В течение нескольких недель, прошедших после этого, имели место единственные в этот период серьёзные столкновения. Дело в том, что фанатичные германские паломники захватили Сайду и Бейрут, но после этого были изрублены на куски по дороге к Иерусалиму. В это же самое время Аль-Адиль вернул себе Яффу. Но 1 июля 1198 года было подписано новое перемирие на 5 лет и 8 месяцев, договор, которым брат Саладина воспользовался, чтобы укрепить свою власть. Будучи мудрым государственным деятелем, он осознавал, что для того, чтобы предотвратить новое вторжение, недостаточно достичь взаимопонимания с франками на побережье: он должен обратиться непосредственно к Западу. Может быть стоит использовать добрые отношения с итальянскими купцами, чтобы убедить их не перевозить новые неконтролируемые армии на берега Египта и Сирии?
В 1202 году он рекомендовал своему сыну Аль-Камилю («Превосходному»), вице-королю Египта, вступить в переговоры с сиятельной республикой Венецией, главной морской державой Средиземноморья. Поскольку оба государства понимали язык прагматизма и коммерческих интересов, договор был заключён быстро. Аль-Камиль гарантировал венецианцам доступ к портам в дельте Нила, а именно — Александрию и Дамьетту, и предложил им необходимую защиту и содействие. В свою очередь, республика дожей обязалась не поддерживать какие-либо западные экспедиции против Египта. Итальянцы предпочли не раскрывать тот факт, что они уже подписали соглашение с группой западных князей, согласно которому за большую сумму должны были перевезти около 30 тысяч франкских воинов в Египет. Искусные дипломаты, венецианцы, решили не нарушать ни одного из своих обязательств.
Когда готовые к морской переправе рыцари прибыли в город на Адриатическом побережье, их тепло принял дож Дандоло. «Это был, — говорит нам Ибн аль-Асир, — очень старый, слепой человек; когда он садился на лошадь, ему нужен был человек, который бы эту лошадь вёл». Несмотря на свой возраст и свою немощь, Дандоло изъявил намерение лично участвовать в экспедиции под знаменем креста. Однако перед выходом в море он потребовал у рыцарей причитавшуюся сумму. Поскольку те попросили отсрочку выплаты, дож согласился на это лишь при условии, что поход начнётся с захвата портового города Зары, который был на протяжении многих лет конкурентом Венеции на Адриатике. Рыцари смирились с этим не без колебаний, ибо Зара была христианским городом под властью венгерского короля, верно служившего Римской церкви, но у них не было выбора: дож требовал или этой небольшой услуги, или немедленной выплаты обещанной суммы. Поэтому Зара подверглась нападению и разграблению в ноябре 1202 года.
Но венецианцы целились выше. Теперь они стали уговаривать руководителей экспедиции сделать заход в Константинополь, чтобы посадить на имперский трон молодого князя, угодного Западу. Хотя конечной целью дожа было, очевидно, достижение его республикой контроля над Средиземным морем, выдвигаемые им аргументы оказались искусными. Используя враждебность рыцарей по отношению к «еретикам» — грекам, расписывая им неисчислимые богатства Византии и убеждая их вожаков, что овладение столицей Рума позволит им осуществлять более действенные нападения на мусульманские страны, венецианцы добились принятия необходимого решения. В июне 1203 года венецианский флот появился перед Константинополем.