Крестовый поход восвояси
Шрифт:
Граф Генрих радовался недолго: на следующий день фон Ратцеборг был приглашен к императору, обласкан им, осыпан милостями и подарками; еще через неделю он с императором въехал в свой город, где на ратушной площади принял вассальную присягу на верность Фридриху II. Взбешенный граф Шверинский потребовал было обратно деньги у своего крестного, но, как выразился по этому поводу Лис: «Дэ той хлиб, шо мы зъилы?» Спустя еще неделю и Ратцеборг, и Нордальбингия в едином порыве выступили против Шверина.
Уже начинало вечереть, и я активизировал связь.
– …Послушайте,
– Ноя вам предлагаю по три солида за каждую жемчужину. Это хорошие деньги. – Ювелир, в лавке которого происходил торг, уже взмок от напряжения, но, похоже, был готов стоять насмерть.
– Нет, ну просто беда какая-то, – страдальчески воздел очи Лис. – Видимо, за годы, проведенные в Гиперборее, я совсем разучился говорить по-немецки. Вы, очевидно, не поняли меня: они не про-да-ют-ся, – по складам произнес мой друг. – Они священны.
– О-о-о, – взвыл хозяин лавки, прикидывая в уме, хватит ли у него наличности, чтобы оплатить бесценные перлы. – Вы губите меня, мой дорогой друг! Послушайте, пять солидов – прекрасная цена.
– Нет, – покачал головой Лис, – мы с вами решительно говорим на разных языках. Какие пять солидов? О чем речь? Подумайте сами, как можно продавать чудодейственный жемчуг с четок блаженного Дезодорана, вылечивший от ящура верховного адидаса Гипербореи, победивший моровую трясучку и перепоит головы, случавшийся у гиперборейского народа каждое утро после очередного праздника? Подумайте сами, где перепоит головы, а где пять солидов – вы чувствуете разницу?
– Семь! Семь солидов! – стонал доведенный до отчаяния торговец. – Послушайте, ваше преподобие, сегодня днем я был в ратуше: господин бургомистр и господа бурграты, услышав о деяниях святого Дезодорана, постановили построить часовню в его честь. Эти жемчужины, эти священные реликвии, они бы украсили алтарь. Они бы излечивали страждущих, они бы привлекли толпы паломников в наш город.
– «О», – хмыкнул Лис на канале связи, – «впервые слышу речь не мальчика, но налогоплательщика! Вот наконец начался настоящий торг».
– «Ладно, Лис», – отозвался я. – «Поторопись, уже темнеет, скоро закроют ворота. Да не забудь, нам еще нужны пара коней, возница, продовольствие и хорошо бы лекарь. Ропша что-то совсем плох».
– «Не боись, Ансельм уже всем занимается. А лекаря?.. Хорошо, найдем и лекаря…» Почтеннейший, я весьма чту ваш город… – Я отключил связь.
Лис вернулся уже затемно.
– Ну, как успехи? – поинтересовался я.
– А, уболтали-таки, черти языкатые!.. – махнул рукой Лис. – Продал им пятнадцать жемчужин за триста золотых. Пусть себе люди радуются! – Он протянул мне мешочек с жемчужинами, утром едва-едва потянувший на семнадцать солидов. – На, верни княжне. Скажи, уж больно добрый ювелир попался. – Венедин победно смерил меня взглядом. – И распорядись, будь добр, перегрузить провизию
– А лекарь где? – поинтересовался я, проверяя, не пропустил ли кого из спутников моего друга.
– А на кой нам ляд их здешний лекарь? Он тут, поди, запор от забора не отличает. У нас свой ученый эскулап есть, в Кордове по передовым тамошним технологиям ученый. Пусть пользует. Он, в общем, малый не дурак, хотя, конечно, дурак немалый.
До полуночи все было тихо. Расставив на ночь караулы, мы было отправились спать, когда дежуривший у постели Ропши Ансельм растолкал меня самым немилосердным образом.
– Вставайте, господин рыцарь. Ропша совсем плох, вас кличет, бьется в горячке, все поминает вас и учителя. Только я его сыскать нигде не могу.
Я вскочил, застегивая на ходу пояс и оглядываясь: тюфяк Лиса был пуст, впрочем, как и тюфяк Татьяны Викулишны. Изморенные дневным уходом за нашим раненым другом, мамки единообразно сопели в четыре дырки, досматривая очередной сон.
– Пойдемте, пойдемте, – заторопил юноша. – Того и гляди кончится. Кризис у него. Сейчас решается, помрет или выживет.
– Пошли. – Я подтолкнул его к выходу. – Ты выяснил, что с ним?
– Переломов нет. Но от сдавливания конечностей и удара головой, похоже, случилось возмущение жизненных влаг, приведшее к лихорадке. К тому же налицо признаки отравления…
– Да, – зло выдохнул я, – вчера трактирщик опоил его своим чертовым зельем.
– Будем надеяться, что все закончится хорошо, – вздохнул Ансельм.
– Погоди. – Я хлопнул себя ладонью по лбу. – Днем Татьяна Викулишна делала настой из трав и он прекрасно сбивал жар.
– Увы, – печально поднял брови наш новый соратник. – Он был бы весьма кстати, но только мне не удалось его сыскать.
– Надеюсь, что «о великий» с минуты на минуту появится, – произнес я, незаметно прикасаясь к символу веры.
Вид, представший перед моими глазами, вполне позволил оценить красоту сложения русской красавицы. Видимо, в пылу страсти Лис забыл выключить картинку.
– «Блин! Ядрена Матрена!» – возмутился Венедин, почувствовав внезапное присутствие свидетеля его амурных дел. – «Шо ж это такое?! Я имею право на личную жизнь?! Шо, блин, за учет и контроль?!»
– «Прости», – начал оправдываться я. – «И хотел бы отвернуться, да не могу».
При этих словах Лис закрыл глаза.
– «Прости еще раз. Тут Татьяна Викулишна днем снадобье готовила, оно очень нужно. У Ропши кризис. Совсем плох».
– «Видал я вас… и ваши снадобья… и кризисы в час ночи… Сейчас будем!»
Под утро Ропша забылся здоровым сном.
Чуть свет в ворота постоялого двора загрохотали.
– Никак хозяева вернулись? – хмыкнул Венедин, так до утра и не нашедший, на ком сорвать свою злость. – Ща начнут заправлять, шо ночью срочно на ярмарку уехали. – Он потянул меч из перевязи и скомандовал бойцам, замершим у входа: – Открывайте!