Крейсерова соната
Шрифт:
Теперь он внимал легким стукам, слабым скрипам, хрупким потрескиваниям. Словно кто-то вколачивал множество крохотных гвоздиков, водил изящными лобзиками, делал надрезы стекла, протирал салфеткой край певучего стеклянного сосуда, ввинчивал в древесину буравчики, надкалывал каленые орешки. Лодка шла сквозь необъятную тучу планктона, который размножался, увеличивал массу, вытягивал в океане длинные вялые протуберанцы. На слиянии холодных и теплых вод море кипело рождавшимися бесчисленными тварями, напоминало густой бульон, куда вторглась тяжкая громада лодки, окруженная неисчислимыми рачками, креветками, икринками, клубеньками. Они сталкивались, ударяли в лодку хрупкими панцирями, щекотали ее волосяными усиками, долбили игольчатыми клювами, налипали живым трепещущим студнем. Все это трепетало, волновалось, пело, брызгало плодоносными
Океан огласился иными звуками. Казалось, кто-то вдыхает слова в глубокий гулкий кувшин. В глубине сосуда исчезают согласные звуки и остается булькающее, бессловесное пение. Голоса были человечьими, но молвь, на которой изъяснялись подводные создания, была невнятна, как древний язык, пригодный для обозначения лишь самых важных понятий, таких как солнце, вода, любовь, бессмертие. На этом изначальном, от сотворения мира, языке, говорили касатки – глянцевитые киты, игравшие вокруг лодки, принимавшие ее за огромного медлительного сородича. Водили вокруг нее хороводы, заманивали в свой круг, нежно к ней прижимались. Плужников чувствовал сквозь сталь их близкие, глазированные тела, гладкие ласты, фиолетовые выпуклые глаза. Касатки нежились, ласкали друг друга. Самцы танцевали, играли мускулами. В самках, в горячих темных утробах, созревали детеныши. Матери несли их в студеных потоках, выпуская серебряные цепи воздушных пузырей. Подымали прекрасные глаза ввысь, откуда проникали зеленоватые лучи полярного солнца. Плужников слушал божественный язык китов. Старался понять его смысл. Ему казалось, что киты говорят о нем, зовут к себе, в соленую играющую стихию. Его восхищенное ухо заключало в себе фиолетовое, с серебряным пятном, китовое око.
Он был околдован и опьянен волшебными созвучиями, доносившимися из безграничной стихии, сотворившей в себе материки, каменья, живых существ, корабли, пылающие в ночи созвездия, людские души, и его, Плужникова, безымянную и бессмертную сущность, которая вот-вот освободится от бренного тела, прорвется сквозь стальной кожух лодки, превратится в певучий звук огромного вселенского хора.
Вдруг услышал, как в бездонной глубине океана зародился печальный таинственный вздох. Словно поднялись и опустились подводные хребты. Глухой тяжкий стон вырвался из утробы мира, как если бы Земля была живой, бесконечно усталой. Жаловалась кому-то, кто ее сотворил. Повесил в пустом мироздании, вынуждая парить миллиарды лет среди иных светил. Ждать Того, Кто забыл о ней. Звать, чтобы Он, облетев другие миры, вернулся к ней наконец. Взял обратно, откуда явил. Этот подводный стон был столь глубок и печален, так тронул Плужникова своей непомерной грустью, что он, в своем сострадании, откликнулся на эту печаль Земли. Так бабушка его, молча, часами, притулившись на стульчике в тихой дремоте, среди боя старинных часов, вдруг просыпалась и вздыхала. Не умея понять, о чем ее воздыхание, он сострадал и любил. Хотел и не мог помочь.
Звуки океана убаюкали его, словно он надышался дурмана. Окруженный приборами, подключенный к датчикам, резонаторам, чутким сонарам, он был как под капельницей, которая вливала ему в кровь сладкое снотворное. Видел сон, будто лежит в детской кровати у открытого окна, выходящего в сад. Комната наполнена голубоватой тенью от недвижной тучи, что пышно встала над садом. Под потолком, у лампы бесшумно трепещет белая бабочка. Высоко, над садом, мерно рокочет гром. В предчувствии дождя все замерло – каждый листик, каждый цветок на клумбе. Сквозь приоткрытую дверь слышно, как разговаривают мама и бабушка. На грани яви и сна, прежде чем сладко забыться, он слышит легкое постукивание первых брызг. Мелодичный звон карниза, в который ударяют легкие чистые капли, громче, чаще. В налетающем ветре, в шуме листвы, гремят водяные удары. Резче, сильней, превращаясь в сплошной металлический грохот.
В ушах гремели твердые жестокие очереди, вибрирующие скрежеты, звенящие рокоты. Акустическая антенна сотрясалась нежными оболочками, вызывая в его барабанных перепонках пульсирующий гром. Так звучат гребные винты субмарины, прокручивающие медными лопастями тугие пласты воды. Этой субмариной могла быть лишь лодка врага. Многоцелевая лодка-убийца проекта «Колородо», что явилась в северные широты поохотиться за «Москвой»: отыскать ее в холодной пучине, ухватить незримыми щупальцами систем наведения, нацелить на нее зоркие головки торпед, гнаться попятам среди подводных хребтов и долин, выискивая в океанских течениях.
Плужников очнулся, как от ночного кошмара. На экране жарко горел электронный зубец, характерный для атомной лодки.
Слушая рокоты, хриплым взволнованным голосом он передал на центральный пост:
– Пеленг – сорок пять!.. Обнаружена цель!.. Предположительно, подводная лодка!.. Классификация – «Колорадо»!..
Командир в центральном посту объявил боевую тревогу. Пылали экраны. Бежали горящие строки. Вращались лучи индикаторов, зажигая очертания донных гор и ложбин. Штурманы на электронных планшетах вычерчивали координаты противника, определяли скорость и курс. Компьютеры строили графики, в которых на разных высотах, под разными углами и ракурсами сближались две подводных громады. Механики управляли реактором, двигали стержни графита, раскаляли уран. Перегретый пар ревел в стальных трубопроводах, ударял в лопатки турбины. Сияющий вал вращал лепестки винта, разгоняя лодку. Экипаж в отсеках занимал боевые посты. Упирались головами и спинами в округлые стены и своды.
Под пилотками, озаренные матовым светом, голубели худые лица, напряженно блестели глаза. Каждый управлял элементом лодки, давил на кнопки и клавиши, поворачивал вентили и рычаги. От прикосновений пальцев мощно колыхались рули, поворачивая крейсер в потоках. Убыстрялось вращение винта, оставлявшего турбулентный след. Повинуясь воле упрямого, с худощавым лицом командира, лодка раздвигала толщу шумящих вод, сбрасывала с оболочки тонны вскипавшей воды.
Дав «полный вперед», крейсер пытался уйти от преследования, но противник прибавил узлы, висел на хвосте. Крейсер круто вильнул, пропадая из зоны слежения, но враг повторил маневр и снова вцепился в хвост. Крейсер продул носовые цистерны, создал дифферент на нос, плавно пошел в высоту, пропуская под собой «Колорадо». Но искусный противник изменил траекторию, поменял горизонт и вновь оказался сзади. Крейсер в переливах течений нащупал скользящий слой, где погас шум винта, стал неслышен противнику. Плавно, беззвучно парил среди соленых и пресных потоков. Но лодка противника, прорвав водяной купол, грозно надвинулась, и «Москва» прибавила ход, уклоняясь от столкновения. Крейсер вонзился в облако криля, увяз в звучащем планктоне, надеясь раствориться в курлыкающем облаке звуков. Но враг, обладая чутким сонаром, отслоил звуковые помехи, выделил шум машины, встроился в кильватер «Москвы».
«Колорадо» как гончий пес неотступно шла за «Москвой», хватала след, жарко дышала в затылок. Не видимая миру погоня совершалась под полярными льдами, в черной глубине океана. Две стальных оболочки, наполненные людьми и оружием, одна гналась за другой, раскаляя реакторы.
Командир подводного крейсера повернулся к старпому, произнес с досадой:
– Нам не хватает хода… Делаем разворот на сто восемьдесят… Гидролокатором – две посылки в лоб… Если у мистера Грайдера железные нервы, пусть идет в лобовую атаку…
«Москва» описала дугу. Устремилась навстречу противнику. Стала сближаться. Гидролокатор «Москвы» выдал две длинные ультразвуковые посылки, которые отразились от близкой лодки и оглушили Плужникова. Словно по корпусу «Колорадо» ударили пулеметом, и сталь задрожала от несусветной вибрации.
Сигнал был принят. «Колорадо» сбросила ход. Отвернула. Растворилась в подводных течениях, словно ее съел рассол. «Москва» вернулась на прежний курс. Упорно стремилась к полюсу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
«Колорадо», убийца подводных лодок, – бесшумный ход, громадная скорость, сверхчуткая акустика. Корпус новейшей конструкции с клювом для таранных ударов. Антенны радиосвязи, принимающие на глубине сигналы из космоса. Сверхскоростные, не подверженные помехам торпеды. И особая гордость проекта, – секретная установка, с помощью звука имитирующая движение цели. Объемные шумовые сигналы порождали образ несуществующей лодки, создавали иллюзию скоростного ее приближения, заставляя противника воевать с пустотой.