Крид: Советник Соломона
Шрифт:
— Собрать армию! — раздался мой решительный голос. — Мы не отступим! Мы будем защищать «свою» землю! Пусть Адаль знает, что выступивший против нас умоется кровью!
В этот момент, когда надвигается война, я осознал, что изменения в стране невозможны без защиты от внешней угрозы. Однако я также понял, что у меня есть люди, свободные от старых племенных и клановых связей, готовые защищать свою землю. Именно они станут основой моей армии.
***
Солнце, уже клонящееся к закату, бросало багровые блики на потрескавшуюся землю. Ветер, наполненный пылью
Среди них были мускулистые воины с мечами и щитами, их броня блестела в свете заходящего солнца. Были и кочевники верхом на конях, с лукавыми взглядами и отточенными навыками стрельбы. Тяжеловесные слоны, украшенные боевыми доспехами, словно исполинские живые башни, топали ногами, вздымая облака пыли. Воздух был пропитан смесью возбуждения, страха грядущего и предвкушением битвы.
Возможно, пришло время и самому размяться, да и показать аборигенам, что такое настоящая магия и почему меня, собственно, то боятся, а уже потом уважают. Но у нас тоже было чем ответить.
Шестьдесят тысяч воинов, словно волна из стали и плоти, раскинулись по равнине. Солнце, уже восходящее, озаряло их броню, делая ее блестящей, как чешуя дракона. В воздухе висела атмосфера несокрушимой силы и готовности к бою.
Тридцать тысяч отборных пехотинцев, одетых в тяжелые латы, стояли в цепи, словно живая стена. Их щиты, украшенные знаками своих кланов, отражали солнечный свет, делая их еще более грозными. В руках у них были огромные мечи, готовые рассечь врага на части.
Десять тысяч всадников верхом на носорогах, словно живые танки, рычали и топтали землю своими мощными ногами. Носороги, одетые в специальные доспехи, были непробиваемы для обычного оружия. Всадники, вооруженные копьями и луками, были готовы в любой момент броситься в атаку.
Двадцать тысяч артефактных духовных пушек расположились на заднем плане, готовые обрушить на врага огненный дождь. Каждая пушка была произведением искусства, созданным из редких материалов и наполненным духовной энергией. Их стволы, отражавшие солнечный свет, глядели на противника, словно глаза смерти.
Я вышел вперед, не оглядываясь на грохочущую армию, что стояла за моей спиной, словно стальной лес. В сердце не было ни страха, ни сомнения, только холодная уверенность. Взгляд мой пал на султана Адаля, его лицо, полное ненависти и паники, застыло в ожидании. Он не понимал, что происходит, но чувствовал — что-то не так.
— Сначала было слово! И это слово было взрыв! — прозвучал мой голос, как гулкий раскат грома, перекатившийся по равнине.
Я развел руки в стороны, и тело пронзила волна энергии. Это было не просто движение, а освобождение силы, которая была во мне с самого начала. Она текла по жилам, по мышцам, по костям и вырывалась наружу, словно солнце, пробуждающееся от вечного сна.
Мои ладони озарились светом. Это был не солнечный, не лунный и не звёздный свет. Это был
Он был неярким, неслепящим, но проникающим в самую глубину души и заполнил всё вокруг, и я увидел в нём вселенную. Вселенную, которая родилась из первозданного звука, и которая в тот же момент могла быть сожжена дотла.
Это был свет творения и одновременно свет разрушения. И в нем была моя абсолютная сила.
— Я призываю дух первозданного звука, — продолжил я, голос звучал как холодный ветер. — Звука, который может разрушить все на своем пути.
И звук разорвал тишину.
Не гром, не крик и не рык — звук, который сам по себе был разрушением. Он прошелся по равнине, словно волна, проникая в костный мозг и сам душу.
Он был не только в воздухе, он был в земле, в камнях, в военных доспехах. Он вибрировал в телах воинов, заставляя их чувствовать себя не воинами, а пылинками, брошенными на милость судьбы.
А потом он утих.
И в этой тишине, в этой мертвой тишине, вокруг меня началось движение. Земля задрожала и раскололась, отделяя часть равнин от остальной. Огромные трещины прошли по земле, разделяя войско султана Адаля на части. Вода из подземных вод вышла на поверхность, затопляя низменности.
Это не была магия в обычном смысле этого слова. Это было что-то более глубокое, более мощное, более прекрасное и в то же время более ужасное. Это была сила творения и сила разрушения, соединенные в нечто единое.
И она была моей.
Мгновение тишины, тяжелое и густое, как смола, висело в воздухе. Воины, только что стоявшие в строю, как стальные идолы, застыли в немом ужасе. Их глаза, полные недавно жгучей ненависти, теперь были пусты, заполненные пустотой и безысходностью.
Потом, словно пробка, вылетевшая из бутылки, разрушение прорвалось наружу.
Один из воинов вскрикнул, словно ему в грудь вонзили раскаленный железный прут. Руки схватились за голову, и он закричал снова, на этот раз от боли, которая пронзила его изнутри. Он был не во власти своих мыслей, он был их заложником.
Его товарищ, стоявший рядом, увидел его безумие и попытался отвести меч. Но было поздно. Воин, как бешеный зверь, бросился на него, и меч уже был в его руках. Клинок прошелся по горлу бедного солдата, и кровь фонтаном выплеснулась из раненой артерии.
Крик убитого был глухим и пронзительным, и он взорвал тишину, словно гремучая змея, разбившаяся о скалу. Вокруг началась паника. Воины султана Адаля, не понимая, что происходит, бросились в разные стороны.
И в этой панике началась резня. Один воин ударил другого мечом, не видя его лица, не слыша его крика. Другой отшатнулся, споткнулся и упал на землю, и в этот же момент на него набросился его бывший товарищ, уже не с мечом, а с непонятной яростью в глазах.
Мечи сверкают в воздухе, как стальные молнии, и ударяют по броне, по плоти, по кости. Кровь брызгает фонтанами, словно красный дождь, и закрашивает песок равнин в ужасающий цвет.