Криминальный гардероб. Особенности девиантного костюма
Шрифт:
Спортивный костюм — идеальная маскировка, и в этом качестве он символичен. Он отсылает к униформе конкурентоспособного мужчины — деловому костюму, также состоящему из двух частей: пиджака и брюк. Вместе с тем, если деловой костюм скрывает тело и акцентирует не физические, а интеллектуальные аспекты маскулинности, то спортивный костюм может не только прятать, но и обнажать. В нем легко укрыться, но его также можно быстро снять. Подобно маске, он интригует наблюдателя, гадающего, что же таится под ним. Это ощущение, однако, имеет мало общего с кратковременным удовлетворением, которое доставляет стриптиз. Возможность быстро снять спортивный костюм — очень важный фактор. Он ассоциирован и с (гипотетической) криминальной деятельностью, и с репрезентациями маскулинности. Во-первых, конструкция костюма и его дизайн — мешковатость в сочетании с эластичным поясом, курткой на молнии (и, возможно, с карманом) — позволяет легко прятать
533
Siegel 2007: 264; Maggio 2011: 137; Sanders 2004.
534
Ferrell & Sanders 1995: 221; Talburt & Steinberg 2000: 185.
535
Watkins & Ashby 2007: 45; Fussell 2002: 122.
Отказ соответствовать дисциплинарным нормам имеет непосредственное отношение к конструированию маскулинности. Владелец спортивного костюма может считать его просто удобным, однако нельзя не заметить, что эластичный пояс и мешковатый крой удачно маскируют недисциплинированное тело. В этой одежде можно безнаказанно толстеть, поскольку пояс и ткань легко тянутся. Так конструируется неудобная маскулинность, отличная от идеальной. В отличие от профессиональных спортсменов, мужчина в спортивном костюме — не участник состязания. Он не испытывает дискомфорта, который доставляют тренировки, он не занят тяжелой физической работой — ни на заводе, ни в тренажерном зале. Возможно, ему это нравится? Может быть, довольство своим телом и сознательный отказ от участия в состязании, от стереотипно-маскулинного поведения — это и есть комфорт? И здесь следует задаться вопросом: является ли подобное поведение следствием свободного выбора или оно навязывается извне? Что это — отдых от игры или удаление с поля?
Существенно, что спортивный костюм, просто в силу своих конструктивных особенностей, лишает владельца фаллической силы. Брюки не имеют ширинки и не требуют ремня; они держатся за счет резинки, как трусы. Это сделано из прагматических соображений: спортсменам требуется быстро снять костюм, чтобы включиться в состязание. Для любителя, однако, дела обстоят иначе. Спортивная одежда в «не-спортивном контексте» делает владельца уязвимым для школярских мужских шалостей, например для сдергивания штанов: кто-нибудь быстро снимает с соседа брюки на публике, выставляя его голый зад на всеобщее обозрение. Эта разновидность унижения (потенциального или реального) конструирует групповую иерархию (тот, кто сдергивает штаны, vs тот, с кого их сдергивают), а также порождает атмосферу страха, связанного с публичным обнажением гениталий. Кроме того, спортивные брюки отчасти инфантилизируют владельца: эластичный пояс подразумевает, что человека легко может одеть кто-то другой (мать, медсестра, опекун). Именно эта особенность спортивного костюма подчеркивается в описаниях одежды для детей и людей с ограниченными физическими возможностями. В исследованиях, посвященных социокультурной инфантилизации мужчин, постоянно упоминается об их неспособности «повзрослеть и взять на себя ответственность», обязательную для взрослого человека. Речь идет о работе, домашних обязанностях, участии в уходе за детьми и моральной экономике (оплате счетов, покупке продуктов и так далее). Иначе говоря, люди в спортивных костюмах — скверные добытчики. Предполагается также, что феминизм сделал мужчин доместикально и социально бесполезными, поскольку их обязанности сегодня, в условиях деиндустриализации и широкого доступа к образованию, исполняют женщины.
Инфантилизация усугубляется и модой на костюмы-оверсайз. Человек в них выглядит миниатюрным и символично ассоциируется с образом пухлого раскормленного младенца, маменькиного сынка. Предполагаемая полнота намекает на феминность и недостаток дисциплины, обжорство. Р. Коннелл утверждала, что в концепции доминирующей маскулинности ключевую роль играет независимость мужчины. Спортивный костюм, напротив, намекает на зависимое положение его владельца, разрушая традиционный маскулинный образ [536] .
536
Connell 1995, цит. по: Gill et al. 2005.
Сексуальные преступления, например эксгибиционизм (обнажение гениталий), и другие акты непристойного поведения также чаще совершаются молодыми мужчинами в спортивных костюмах, поскольку эта одежда обеспечивает свободный доступ к телу, а ее универсальность затрудняет идентификацию преступника [537] . Иными словами, спортивный костюм сегодня — это облачение неудачника, человека, неспособного соответствовать нормам, конкурировать и быть мужчиной. С этой точки зрения спортивный костюм можно интерпретировать как идеальную репрезентацию не-властной одежды, как стигматизированный наряд, который одновременно феминизирует и инфантилизирует владельца.
537
Sexual assault against a girl, 15: Detectives launch appeal. North Yorkshire Police websitе. 2018. February 19 (northyorkshire.police.uk/news/assault-appeal/; дата обращения 29.07.2018).
Заключение
В XIX веке «спорт провозглашался средством воспитания характера, и реформаторы от здравоохранения предрекали, что спортивные занятия не только сделают молодых людей физически более здоровыми, но и привьют им моральные добродетели. Спорт играл огромную роль в борьбе с феминизацией; спорт превращал мальчиков в мужчин» [538] .
Спорт позволял демонстрировать достижения и способствовал развитию культа гипермаскулинности — реакции на откровенную феминность городского франта. Кроме того, он стимулировал рост гомофобии, характерной для мачизма. Таким образом, спорт и спортивная одежда, по крайней мере на протяжении последних двух столетий, откровенно ассоциировались с идеологией и дискурсами маскулинности.
538
Kimmel 2012: 66.
В этой главе речь шла о связи спортивного костюма с категориями класса и гендера, о его способности маркировать соответствие или несоответствие норме. Изучая этот предмет гардероба, следует учитывать целый ряд оппозиций, структурирующих социальную реальность: спортивная vs неспортивная деятельность, маскулинность vs феминность, групповая vs аутсайдерская одежда. История спортивного костюма показывает, как принципиально маскулинная вещь, ассоциирующаяся со спортом и соревнованием, превратилась в процессе повседневных перформативных практик в символ «разбитой Британии» и — одновременно — «разбитой» или «замершей» маскулинности.
Это примечательная история, поскольку она привлекает внимание к перформативным практикам ношения одежды. Владелец спортивного костюма идентифицируется как участник состязания лишь в рамках собственной референтной группы или в качестве узнаваемого «другого». Примеры тому — Скаузеры из комедийных зарисовок Гарри Энфилда 1990-х годов, облаченная в вельветиновый спортивный костюм Уэйнетта Слоб, расово маркированный «другой» Али Джи (в исполнении Саши Барона Коэна) и Викки Поллард из шоу Мэтта Лукаса и Дэвида Уолльямса «Маленькая Британия» (Little Britain, 2003–2006).
Реальность более замысловата, чем художественные нарративы, и, в отличие от них, непредсказуема. Сегодня, например, спортивный костюм ассоциируется с блестящими и яркими нейлоновыми нарядами диджея, телеведущего и серийного сексуального абьюзера Джимми Сэвила или с облегающей одеждой пастельных тонов от Juicy Couture, которую носит гламурная модель Джордан (она же Кэти Прайс). Таким образом, невзирая на статус универсальной одежды, подходящей каждому, спортивный костюм действительно маркирует различия. Эти люди — «не я», они не «подобны мне», а значит они «возмутительны», — и не так уж важно, являются ли они «возмутителями спокойствия» на самом деле.
Библиография
Арнольд 2016 — Арнольд Р. Мода, желание и тревога. Образ и мораль в XX веке. М., 2016.
Барт 2003 — Барт Р. Система моды. Статьи по семиотике культуры. М., 2003.
Барт 2008 — Барт Р. Мифологии. М., 2008.
Рибейро 2012 — Рибейро Э. Мода и мораль. М., 2012.
Харви 2010 — Харви Дж. Люди в черном. М., 2010.