Криппен

Бойн Джон

Сердце у него екнуло, и он отвел взгляд, закусив губу. Ему не хотелось говорить на эту тему.

— С лицом? — переспросил он. — Ну и что с ним не так?

— Я говорю о вашем глазе, Хоули. Нет, не отходите от меня, — сказала она, взяв его за руку. — Я хочу, чтобы вы рассказали. У вас над глазом глубокая рана. Наверно, ужасно больно. Удивляюсь, что вам не пришлось накладывать швы.

— Я врач, Этель.

— Как это случилось?

— Смех и грех. Проснулся ночью и…

— Нет, — твердо сказала Этель, — я уже слышала, как вы говорили это мистеру Маньону, но извините, просто не в силах в это поверить. Человек, конечно, может стукнуться о дверь один раз в жизни,

но с вами это случается слишком часто. Вы постоянно приходите на работу в синяках и ссадинах. Говорите, что стукнулись о дверь или упали с лестницы. Открывали бутылку вина, и пробка угодила вам в глаз. Вас сбил экипаж, и вы так сильно ушиблись, что теперь еле ходите. Одно из двух: либо вы самый невезучий человек в Англии, либо за всем этим стоит что-то другое. И я хочу об этом знать. Я не мистер Маньон — мне нужна правда.

Хоули облизнул губы. Они видел в ее глазах заботу и за это ее любил.

— Право же, — наконец сказал он. — У вас разыгралась фантазия. Просто я неуклюжий.

— Это она, да? — произнесла Этель, решившись высказать свои мысли вслух. — Это делает она.

— Она? Кто?

— Ваша жена, Хоули. Эта мегера, на которой вы женаты.

— Этель, я…

— Извините, Хоули. Мне очень не хочется говорить подобные вещи или употреблять такие слова, но других, увы, нет. Я видела, как она с вами обращается. Слышала, как она с вами говорит. И я не верю, что на этом все и заканчивается. Она бьет вас, да? Обходится с вами как с уличным псом, а вы безропотно все сносите.

— Этель, это не так. Она расстраивается, она…

— Расстраивается? — закричала она, расстроившись сама. — Уверена, что расстраиваетесь как раз вы,но ведь вы же не избиваете ее до полусмерти?

— Конечно нет. Я никогда и пальцем не притрагиваюсь к Коре.

— Это потому что вы — джентльмен.

— Потому что я боюсь, — закричал он, и она даже отступила назад. Хоули сглотнул слюну и почувствовал, что вот-вот расплачется. — Боюсь ее, Этель, — сказал он. — Значит, я слаб? Может быть. Значит, я тряпка? Возможно. У нее такие перепады настроения, вы не поверите. Просыпаюсь утром и первым делом думаю: с какой ноги она сегодня встанет? Вечером мы сидим вместе и слушаем патефон, и я боюсь сделать замечание, хоть о чем-нибудь высказаться, ведь что бы я ни сказал — она все равно прекословит мне, затевает драку. Мне кажется, ей постоянно хочется драться. Только так она и способна со мной общаться. Унижая меня.

— Это потому что она сама — ничтожество, — злобно сказала Этель. — Потому что в жизни у нее ничего нет. Вся эта чушь насчет карьеры певицы. Она никогда ничего не добьется. Я это знаю, вы это знаете, и она это знает. Она так разочарована в жизни, что вымещает это на вас. Вы — самая удобная мишень. Потому что вы добрый. И мягкий. Миролюбивый. Вы — полная ее противоположность.

— Чего же вы хотите от меня? — взмолился он. — Сейчас уже слишком поздно. Возможно, если б я не спасовал перед ней много лет назад…

— Никогда не бывает слишком поздно, Хоули. Признайтесь. Она вас бьет, да? — Он кивнул. — Она избивает вас. — Он снова кивнул. — Чем? Сковородками, кастрюлями, кулаками?

— Всем подряд, — признался он. — И не только.

— Я не считаю вас слабаком, — тихо сказала она, качая головой, готовая расплакаться. — Я думаю, что вы в ужасном положении и вам нужно вырваться на свободу. Уйти от нее. Пока она вас не убила. А это обязательно произойдет, Хоули. Если так будет продолжаться и дальше, однажды она вас убьет.

—

Тем лучше для меня, — сказал он так тихо, что Этель едва расслышала.

— Нет, — вскрикнула она, внезапно расплакавшись. — Хоули, как вы можете это говорить? Как вы можете даже думать об этом? А как же я? Как я проживу без вас?

Потрясенный Хоули поднял глаза.

— Вы? — спросил он. — Но что…

— Я не смогу, — твердо сказала она. — Не смогу, и все. Я еще никого не любила так сильно, как вас, Хоули. И когда я вижу, как она с вами обращается… Мне самой хочется ее убить.

Она шагнула вперед, и не успели оба опомниться, как их губы встретились, и они поцеловались. Это длилось недолго — каких-то пару мгновений, — потом они отпрянули и уставились друг на друга с паническим страхом и любовью. Казалось, Этель упадет в обморок.

— Мне пора, — сказала она, схватив пальто, и отперла дверь.

— Этель, подождите. Мы должны…

— До завтра, Хоули, — крикнула она, не оборачиваясь. — И больше не позволяйте себя обижать. Прошу вас. Ради меня.

И с этими словами ушла. Хоули выдохнул и опустился на стул, в изумлении почесывая голову. «Она меня любит?» — мысленно спросил он себя. Эта фраза звучала слишком уж неправдоподобно. Он снял с вешалки пальто и запер за собой магазин, надеясь, что Этель, возможно, все еще стоит на улице, но она уже скрылась. В любом случае идти за ней некогда, подумал он. Теперь пора возвращаться домой. Пора сообщить Коре, каково будет впредь. Что он больше не позволит ей обращаться с собой, как раньше. Больше никакого крика, насилия и неприятностей. Хоули широко шагал, ободренный словами Этель и ее чувствами, и его переполнял гнев: он сердился на себя самого за то, что с самого начала позволил так с собой обходиться. Обычно в этом часу он направлялся в зубоврачебный кабинет — но только не сегодня вечером.

Возвращаясь домой на Хиллдроп-креснт, Хоули готовился к тому, что жена лежит на диване, ест фрукты и читает книгу — ее любимое вечернее занятие. На диване ее не оказалось, но он все равно почувствовал, что жена дома. На столе — две полупустые чашки чаю, он потрогал одну: еще теплая. Зашел на кухню, не надеясь, впрочем, Кору там застать, и оказался прав. Не было ее и в ванной, дверь которой оставалась распахнутой. Хоули шагнул в спальню, но там ее тоже не нашел. Разгладив усы, он уже собрался было спуститься вниз, как вдруг его внимание привлекли какие-то звуки. Они доносились с верхнего этажа — из комнаты, которую снимал Алек Хит. Хоули внимательно прислушался: может, просто померещилось? Нет, звуки донеслись снова. Хоули медленно вышел из спальни и шагнул на лестницу. Он не был наверху с того самого времени, когда туда въехал Алек — больше года назад, — и понятия не имел, в каком состоянии комната: по правде говоря, он больше не считал ее частью собственного дома. Стараясь двигаться как можно тише, он поднимался по ступенькам, а звуки между тем усиливались. Стоны, сопение и односложные выкрики под аккомпанемент кроватных пружин. Хоули поднялся наверх: дверь была приоткрыта, он уперся в нее рукой, и под нажимом она бесшумно отворилась. Он увидел перед собой зрелище, поначалу не укладывавшееся у него в голове, настолько оно было непривычным. На простынях лежал парень, которому они сдавали эту комнату: в чем мать родила, с раскинутыми ногами, зажмурив от наслаждения глаза, и со стоном твердил имя Коры. Сверху на нем сидела жена, тоже голая, с обвисшими грудями, между которыми стекала струйка пота. Одной рукой она упиралась в лицо молодого любовника, как бы вдавливая его в кровать, загоняя как можно глубже, и при этом тоже сладострастно стонала.