Кристаль
Шрифт:
До этого она едва обращала внимания на улицы Осло. Но сегодня вечером окружающий мир, скованный морозом, казался ей сказочным, совершенно не похожим на все то, что она видела раньше. Если бы ее отец был великим фотографом, она бы путешествовала вместе с ним по всему свету. Может быть, тогда она обрела бы некое «планетарное сознание»? И сейчас чувствовала бы себя гораздо уютнее в этой холодной стране?.. Почти все города похожи друг на друга и при этом различны. Люди — на них она насмотрелась; автомобили — она знала, что это такое; деревья, дома, птицы, собаки, фонари, тротуары, окна, магазины, полицейские, лодки, рестораны, площади, парковки, афиши… Очень немногие объекты выделяются на общем одинаковом фоне городов. Даже при небольшом наборе ориентиров можно довольно быстро освоиться в любом городе.
Она думала: «Может быть, я тоже всего лишь снимок, двухмерное существо? Пиковая дама, побитая в неудачной игре?.. Может быть, весь мир — это огромный карточный стол, за которым играют невидимые гиганты? В игру наподобие покера… Отец, я помню, играл в покер… Иногда по утрам он выглядел таким мрачным, сидел, уткнувшись носом в чашку, потому что накануне проиграл… Может быть, я всего лишь карта? Но в какой игре? И когда она закончится? Плоский мир на зеленом сукне… А тут все белое. Этот оцепеневший мир, ожидающий весны, похож на какой-то диснеевский мультфильм… Я и сама — плоский мультяшный персонаж, карта, мечтающая встретить Алису… Поэтому я и занимаюсь фотографией! Поэтому я и собираю целые коробки снимков, как отец, погребенный под грудами фотографий… Могла бы я жить счастливо? С кучей детей? Мираж… Невозможно сделать фотографию без света. Но, черт возьми, что такое свет? Свет тебе не принадлежит. Тень тебе угрожает. Может быть, достаточно всего лишь открыть глаза пошире и смотреть не только вглубь себя?..»
— Я отвезу тебя в отель.
Голос Бьорна мгновенно смел карточный домик ее мыслей, и они беспорядочно закружились в голове. Новая сдача, новый прикуп, — может быть, на этот раз ей больше повезет?
Они въехали в исторический центр Осло с его ровными улочками, пересекающимися под прямым углом. Все дома, большие и маленькие, были деревянными. Анжела заметила, что горизонтальные доски находят одна на другую: точно так же в старину строились драккары. Затем «мерседес» выехал на площадь, по форме напоминающую луну в третьей четверти, — оставшуюся четверть занимала ратуша. Это было мощное квадратное строение из красного кирпича, непропорционально огромное на фоне разноцветных деревянных домиков, тень которого покрывала почти всю площадь Фритьофа Нансена. По обе стороны широкой парадной лестницы стояли серебристые скульптуры лебедей высотой в несколько метров.
Желтый «мерседес» медленно двигался по узким проездам среди пешеходных зон. Анжела вспомнила, что сегодня суббота, заметив небольшую группу людей — это были радостные молодожены и их спутники — на ступеньках, ведущих к гигантским резным дверям. Вместо белого платья с фатой на невесте был национальный костюм; все остальные также были одеты в народные костюмы разных регионов. Мужчины в кожаных штанах до колен, кажется, совсем не чувствовали холода. Издалека компания напомнила Анжеле фигурки для вырезания, которые она собирала в детстве. В своих длинных пышных юбках, корсажах и облегающих куртках из красной и зеленой шерсти, расшитых золотом, с кружевными воротниками, женщины немного напоминали австриек. Слышались щелчки фотоаппаратов, мелькали вспышки, свет которых отражался в металлических лапах лебедей. Наконец «мерседес» выехал на набережную и поехал вдоль статуй рабочих с горделиво вскинутой головой — можно было подумать, что они привезены из соседней России, отделенной от Норвегии лишь неширокой полосой северных лесов.
Несколько
— Остерегайся Крагсета. Его вид вызывает жалость, но сам он ни к кому ее не испытывает. Это один из его принципов. Весь мир изначально виновен в его глазах. Если бы он мог, то поставил бы решетку на каждую дверь. Он не терзает себя лишними сомнениями, соображает быстро и терпеть не может, когда ему противоречат. Взглянув ему в глаза, ты увидишь…
— Вы его не любите… А как же вы сами? Вас больше здесь не будет?
— Ты меня не увидишь, но я буду поблизости.
— Смотрите на дорогу!
Бьорн повернулся и прибавил газу. «Мерседес» вильнул. Анжела осторожно коснулась запястья комиссара. Тот резко вывернул руль, «Мерседес» задел бампером плотный снег, скопившийся между двумя автомобилями, припаркованными вдоль тротуара, и поехал прямо.
— Думаете, я не должна снова к нему ехать?
— Я ничего не думаю.
— Мне это нужно для репортажа.
— Угу…
Во время поездки у Анжелы возникло такое ощущение, что она уже много раз ездила вместе с Бьорном в его машине. Анжела говорила себе, что эта дорога, должно быть, выглядит гораздо более живописно весной, когда природа, освобожденная от ледяных оков, наконец расцветает — день ото дня все более пышным цветом.
— Кто же отвезет меня в город завтра вечером, если вас не будет?..
— Просто вызовешь такси-глиссер. В нем не так удобно, как в машине, зато быстрее.
«Мерседес» замедлил ход. Бросив слегка раздраженный взгляд в направлении фьорда, комиссар повел плечами и выключил мотор.
— Я могу у вас кое-что спросить? — сказала Анжела, повернувшись к Бьорну.
— Мм…
— О чем вы недавно говорили с Имиром?
— Ни о чем таком, что могло бы нам помочь… В данный момент.
Это «в данный момент» создавало простор для всевозможных догадок. Бьорн продолжал:
— Он сказал мне вот что: «Я знаю, что ты как я. Мы оба все потеряли. Ты готов на все. После катастрофы думаешь, что остался один… но на самом деле все со всем не так. Те, кто умер, часто остаются самой живой частью нас самих. А самое живучее в нас — это наше детство».
Распрощавшись с комиссаром, Анжела еще какое-то время стояла на парковке, глядя вслед «мерседесу», похожему на гигантского желтого скарабея, и чувствуя, как в душе нарастает нездоровое любопытство. Дежавю? Нет, скорее зрелище, которого она никогда больше не увидит. Отогнав эту неприятную мысль, она потянулась за фотоаппаратом, но опоздала сделать снимок — Бьорн уже отъехал слишком далеко.
В холле стояла тишина. Двое военных в форме защитного цвета без улыбки взглянули на Анжелу. Она с трудом могла вообразить, что для них она — одна из девчонок, которых им поручено охранять. Пропуск они не спросили, да это ничего бы и не дало: здесь, как и в других местах, Анжела никогда не вставляла магнитную карту в считывающее устройство, когда на время покидала отель. Она терпеть не могла эту бесполезную условность — ведь у горничных были ключи от всех номеров. Не говоря уже о том, что ее страшно раздражала необходимость отчитываться в своих приходах и уходах.
Анжела поднялась к себе, по пути никого не встретив, — лишь изредка до нее доносились из-за дверей возбужденные голоса. Войдя в номер, она не раздеваясь рухнула на кровать, идеально застеленную — еще одно раздражающее благодеяние со стороны персонала, который словно хотел стереть все следы ее присутствия. Обычно она всегда сама застилала кровать.
Анжела пристально разглядывала стены и потолок, однако не увидела на них ни следа зловещих теней. Занавески были распахнуты — но куда подевались солнце и луна? Где небо? Пространство за окном казалось абсолютно безжизненным. В коридоре послышались торопливые шаги. Должно быть, это неумолимый Крагсет идет по следу… Анжела протянула руку к ночному столику и взяла телевизионный пульт. Интересно, что показывают по ящику в этой стране?