Кристмас
Шрифт:
– Что именно? Что голова за своим хозяином каталась? Что Бояринов с ломиком в голове за нами гонялся? – перечислял парень.
Женя нервно хихикнула, а Севастьянов продолжал устало:
– Допустим, мы пьем воду из колодца во дворе, а туда кинули мешок героина, и мы постоянно под кайфом? – предположил Александр. – Только как прокушенную лодыжку объяснить? Не сам же себе я ее прогрыз? Да и не дотянулся бы я до нее – я не акробат.
Женя задумчиво проговорила:
– Никаких разумных объяснений, голова кругом идет.
– То-то же, – отозвался Александр.
Девушка легла и положила голову ему на плечо:
– Хорошо вот так… Еще бы ни о чем плохом не думать,
Потом улыбнулась:
– Ты сейчас такой кучерявый, небритый… На Пушкина похож.
– Он тоже был небритый? – с усмешкой произнес Севастьянов и затушил сигарету о чайное блюдце, служащее пепельницей.
– У него бакенбарды были такие здоровые. – Алексеева стала дурачиться и дергать его за отросшую на щеках щетину. Потом, взвизгнув, оседлала его и склонилась, щекоча волосами: – Наверное, у тебя это впервые? Лежишь с девушкой в кровати, а сексом не занимаешься, вот потеха, да?
– Давай попрактикуем что-нибудь из Камасутры, – откликнулся Александр, высунув из-под одеяла больную ногу и отведя ее немного в сторону.
– Смеешься, – тихо сказала Евгения, перестав дурачиться. – Не обязательно, кстати, в узел сворачиваться. Подожди, я все сама сделаю. Подействует, как обезболивающее. Ты только лежи спокойно и расслабься.
Она начала ласкать его, стала медленно приподниматься и опускаться, глубоко и призывно дыша.
«У нее сиськи, как у маминой подруги, которая была моей первой женщиной», – промелькнуло в голове у Севастьянова. Воспоминание подействовало возбуждающе, и он вновь ощутил себя неопытным мальчиком, сгорающим от желания. Александр сжал пальцами упругие ягодицы девушки и стал ласкать ее набухшие соски. Сгорая от возбуждения, он даже забыл на какое-то время про покалеченную ногу. Женя сладко застонала, прикрыв от наслаждения глаза…
Потом они расслабленно лежали, разглядывая тени на потолке.
– Если я тебя спрошу, ты не обидишься? – задала вопрос девушка еле слышно.
– Валяй! – ответил Александр, машинально крутя в пальцах очередную сигарету.
Однако Евгения молчала, продолжая глядеть в потолок.
– Ну, что притихла? Стесняешься? – допытывался парень. – Может, хочешь узнать, кого убил я? Хорошо! Я…
– Не надо! – Женя закрыла ему рот ладонью. – Не надо! Мне все равно. Честно, поверь. Я… ты будешь смеяться, но я неравнодушна к тебе, Саша. Ты слышишь меня? Потрогай, как бьется сердце. Знаешь… я буду тебя любить, даже если ты серийный маньяк. Просто… Зачем я тебе? Ты такой красивый, а я – толстая, рыжая… На тебе, наверное, постоянно красотки длинноногие виснут. Что, просто подвернулась под руку? – спросила она.
– Дура ты! – Севастьянов выбросил измочаленную сигарету. – В каждой женщине есть своя прелесть, а если еще и характер нормальный…
Женя зевнула, виновато прикрыв рот ладошкой.
Александру не хотелось разговаривать. Хотелось просто лежать вот так в теплой и мягкой кровати с этой рыжеволосой девушкой (пусть она и не красавица) и смотреть, как окно залепляет влажный снег.
Через несколько минут он повернул голову и увидел, что Евгения крепко спит, ровно дыша.
Он зевнул и сказал самому себе:
– Что-то голова звенит и кружится. С коньяка, наверное.
Он попытался уснуть, но сон не шел. В голову лезли какие-то странные мысли, никогда не одолевавшие его до этого. На лбу выступила испарина.
Парень сел на постели и опять зевнул, длинно и протяжно. Он вдруг с растерянностью почувствовал, как его тело начинает наливаться какой-то неведомой, диковинной силой.
Комната была
Александр поймал взгляд девушки и понял: что-то не так.
– У тебя глаза светятся в темноте, как у кошки, – прошептала Евгения. Она проснулась неожиданно, ее словно подбросили на кровати. Так просыпаются, увидев какой-то кошмар.
– Знаешь, что… девочка. Убегай отсюда, – глухо сказал Севастьянов, напрягая остатки воли. – Мне хочется убить, и я еле сдерживаю себя.
Женя забилась в угол, округлившимися глазами глядя на то, что еще недавно было Александром Севастьяновым и делило с ней ложе.
Между тем он бесшумно вскочил и медленно разинул пасть, оскалив в дьявольской улыбке неестественно длинные зубы. Его бездонные глаза мерцали, как начищенные монеты. Алексеева в чем мать родила бросилась к двери, попыталась открыть ее, но ключ выпал из гнезда. Девушка трясущимися руками подобрала его с пола, но никак не могла попасть бородкой в замочную скважину.
Существо, еще полчаса назад бывшее молодым человеком, легко, как пушинку, перевернуло кровать и нетерпеливо отшвырнуло ее в сторону.
Женя наконец вставила ключ, лихорадочно повернула его и рванула дверь на себя. Выскочив в коридор, она захлопнула дверь. Сейчас ей удалось практически мгновенно запереть замок снаружи. Девушка попятилась, не отрывая взгляда от двери. В дверь ударили, тяжело и напористо. Женя закричала, отступив назад. А если он сломает дверь? Что делать, куда бежать?! Она стала медленно отступать по коридору.
За дверью тем временем послышался утробный рык. Потом послышались шаги, перешедшие в топот, и дверь вместе с коробкой вылетела в коридор. Из комнаты выпрыгнуло какое-то темное существо с большим горбом и длинными узловатыми лапами, которые оканчивались когтями.
Существо приземлилось на четыре конечности, затем привстало, озираясь и поводя носом. Увидев замершую девушку, оно плотоядно зарычало и понеслось к ней большими скачками. Евгения закричала, рванулась и неожиданно налетела на… инвалида. Все это время прокаженный сидел в своей неизменной коляске и внимательно наблюдал за происходящим. При ударе коляска крутанулась, а девушка по инерции полетела на пол.
Монстр приближался. Вытянутая морда с оскаленной пастью, горящие глаза. Внезапно он остановился перед инвалидом, преграждавшим ему путь к девушке.