Кривич
Шрифт:
Берегиня, выведя Ленку к поляне, прощально махнула ей ладошкой, отступила под сень деревьев и исчезла. Домашняя нежить, словно липучки уцепившиеся за подол девчонкиной поневы, вдруг соскользнули в высокую траву, и пропали бесследно. Галка, не выдержав, пока путешественница подойдет к честной компании, побежала ей навстречу. Обняла, о чем-то спрашивая ее. Остальные бросились следом, в порыве чувств, затискали мелкую.
– Ну, я же говорила, что все будет хорошо, - проскрипела старуха.
– Да не сомневался
– А разбойничков раньше обеда не дождемся. Небось, обгадились по уши. Ха-ха.
Бабка слегка не угадала. Процессия засранцев появилась ближе к вечеру. Причем, впереди шел высокий, крепкий козлобородый мужик в полушубке на голое тело, за ним плелась лошадь запряженная в повозку, вышагивающая без помощи возницы, а уж потом, тянулась толпа безоружных людей разного возраста, поддержывавших обеими руками не - подвязанные порты. Звуки пердежа, стонов и причитаний сопровождали ход процессии. Издали углядев бабку, не обращая внимания боле ни на кого, болезные, обогнав поводыря, бегом припустили к ведунье. Подбежав, упали перед ней на колени:
– Прости нас, бабка! Что хочешь с нас возьми, только избавь от болячек и срама. Моченьки уже нет терпеть.
От пришлых шел смрадный запашок свежих фикалий, вся одежда на них настолько провоняла дерьмом, что стоять рядом было невмоготу. Люди отхлынули в стороны, оставив бабку наедине с обосравшимися. О какой бы то мести, не могло быть и речи, они и так были наказаны по полной программе.
К Монзореву, наблюдающему картину крайней стадии нравственного падения деклассированного элемента, подошел козлобородый.
– Ну, здравствуй, боярин.
– И тебе жить по добру.
– Неудивлен, что не признал. Ты ведь в наших местах человек новый.
– Прости, действительно, мы ведь не знакомы. Кто ты? Назовись, добрый человек.
– Ха-ха-ха!
– Заливистым смехом покатился пришлый.
– Как меня только не зовут, а вот добрым человеком, первый раз. Ну, спасибо, потешил, но не скрою, приятно. Ха-ха-ха!
– Фишка-то в чем?
– Да нежить я. Лесной господарь. Можешь лешаком звать, али Шатуном, не обижусь.
– Ну, так и что, что нежить. Главное в помощи не отказал, за дите наше заступился. Земной поклон тебе за это. А так, я тебе скажу, мы все не без недостатков. У каждого свои тараканы в голове. Давай и дальше, коли потребно будет, помощь друг дружке оказывать будем.
– Монзырев протянул руку для пожатия.
Леший слегка опешил. Но взял себя в руки, в ответ ухватил протянутую ладонь своей когтистой рукой.
– Слышал о тебе не мало, боярин. Думал встречу, окажется, что люди привирают. Ан, нет, вижу - не врут. Ты таков, каким тебя представляют.
– Сегодня у тебя появился новый друг, надеюсь, мне ты в своей дружбе тоже не откажешь?
– Пусть будет так всегда. Ты хозяин пограничья, я господарь лесной. Бок обок нам жить, смертный.
– Вот и ладушки.
В это же время бабка, поджав губы, не шла на попятную. Словно скала, сверху вниз глядела на измученных людей.
– Ну и что с вас возьмешь - то, касатики?
– У нас неподалеку казна прикопана. Все тебе отдадим, ничего себе не утаим, только освободи нас!
– С мукой в голосе вопрошал за всех Осташ.
– Вот что атаман, ничего мне от вас не надобно. Если боярин за вас слово молвит, что возьмет вас к себе в городище, да к делу приставит, да казну, неправедно нажитую, вы родовичам отдадите, чтобы добру неправедное богатство послужило, а не новые слезы принесло, так и быть, сниму наговор.
Монзырев, даже в сторону шарахнулся от кинувшихся к его ногам вонючек, так жутко смердело.
– Согласен я, согласен!
– Прокричал бабке.
– Ну, быть по сему. Я уж и зелье приготовила.
Неспешной походкой вынесла из избы корец, протянула Осташу.
– Пейте по три глотка каждый, остачу на землю сольете, болезные.
Так закончилось маленькое приключение, произошедшее с Ленкой, воспитанницей бабки Павлы.
– 8 -
Проливными дождями прошла осень, смыв с деревьев последнюю желтизну листьев, расквасила дороги. Северные ветра привели за собой зиму, укрывшую землю снежной шубой и сковавшие реку крепким прочным льдом.
От прихода зимы, жизнь в веси не прекратила бить ключом, хорошо еще, что не по голове. Да и весью это поселение назвать уже можно с большой натяжкой. Заглянув за крепостные стены, можно было увидеть бревенчатые избы на ровных улицах, лучами сходившимися к центру, где высился большой терем в стиле "а-ля особняк" десятого века с сопутствующими постройками и плацем для воинских занятий. Кругом чистота и порядок, размеренная, отлаженная жизнь общины. Особую гордость у Монзырева вызывали печные трубы над избами, из которых по-зимнему курились дымки.
"Люди сыты, одеты, не мерзнут - уже хорошо", - думал он, глядя на то, что лица у общинников, населявших крепость, были не злыми и не озабоченными от безысходности происходящего. Народ стал уважать, прежде всего себя, ну, и его, Монзырева, как главу всего, что их окружало.
По первому снегу в поселении случилось массовое праздничное гуляние. Сразу десятка три свадеб в один день справили поселяне. Ну и их с Галкой окрутил заодно, старый проказник Вестимир. Гуляли два дня. Пели, пили, плясали, в общем, всеобщая радость присутствовала кругом. А после всех этих мероприятий, Вестимир, вместе со своим воспитанником Славкой, откланялись и, усевшись в сани, умотали по своим делам. Как сказал волхв: