Кромка льда. Том первый
Шрифт:
Зачем шла сейчас к Петру, Настя не знала.
Постояла у его калитки. Вошла. Небольшая собачонка сначала затявкала, потом стала вилять хвостом.
Настя постучалась в окно.
– Иду, иду! – раздался голос хозяина, и у Насти началась паника.
Она вдруг присела на корточки, сжалась вся, думала, что Пётр её не заметит.
Но он подошёл, коснулся её плеча и произнёс:
– Что случилось, Анастасия Алексеевна? Кто обидел вас, Настенька?
Настя поднялась. Посмотрела Петру в глаза.
– Котёнка пришла проведать.
– А-а-а… – протянул Пётр Александрович. – Ну проходите, проходите. Пациент вас ждёт.
Пётр взял Анастасию за руку и повёл в дом.
Уже при свете яркой лампы Настя заметила, что хозяин дома одет в длинный халат из бархата. Его ноги были обуты в шёлковые тапочки.
Настя усмехнулась и выпалила:
– Это что ж у нас партийные работники в царских одеждах стали ходить?
Пётр смутился вдруг и произнёс:
– Да вы не подумайте плохого. Подарок этот из конфиската. Я вроде как заслужил. Премировали меня этим.
– Премировали… – задумчиво произнесла Настя.
– Именно так!
Пётр Александрович неспешно поставил чайник на примус.
– Отведаете со мной кофе? – предложил он гостье.
– Не откажусь, – кивнула Настя.
Она присела на краешек стула.
Пока Пётр Александрович накрывал на стол, рассматривала комнату.
Пётр жил в доме бывшего священника. Для Насти было странным, но в комнате до сих пор пахло ладаном. Хотя того священника арестовали ещё в 1932 году.
– Вас тоже пугает этот церковный смрад? – поинтересовался вдруг Пётр. – Поверьте, я не верю в колдовство, но тут у меня нет объяснений, увы… Всё перемыли, побелили, даже печь сложили новую, а ладаном так и воняет. Мне кажется, что я и сам уже им пропитался. Вот недавно духи мне в счёт премии дали, как-то спасаюсь временами.
Кофе пили молча.
Анастасия заметила, как воспитанно вёл себя Пётр за столом. Не стучал ложечкой по кружке, не чавкал, как её муж. Все его движения были аристократичными, и она даже засомневалась в том, что Пётр такой ярый борец за советскую власть.
Хозяин дома нарушил молчание.
– Скажите, Анастасия Алексеевна, по сравнению с прошлым годом, у нас прирост скотины вырос?
– Вырос, – согласилась Настя. – Кормов стало больше. Сена разрешили закупить побольше. Не голодали коровки, поэтому смертей не было. Пусть так и будет теперь. Мне радостно, что становится больше колхозное стадо.
– Отчего же вы молчали на прошлом заседании, когда вас попросили цифры озвучить?
Настя пожала плечами.
– Так я не готова была. Мне и слова-то не давали раньше.
– Вас премируют, Настенька. Вы отчёт сделайте. Я позабочусь… Вы простите, что я так по-домашнему «Настенька». Имя у вас светлое, красивое, как и вы…
Настя вдруг резко вскочила из-за стола. Отодвинула от себя кружку с кофе и протараторила:
– Мне домой пора, прощайте…
– А как же пациент? – кричал ей вслед Пётр.
Но Настя уже бежала
На стуле осталась её шаль.
Пётр Александрович накинул её на себя и прошептал:
– Пахнешь ты любовью, Настенька… Всё у нас с тобой будет хорошо!
Марфа Игнатьевна не спала. Ждала дочь.
– Ты время видела? – заворчала она.
– Видела, – съязвила Настя. – Идите спать!
Утром Пётр Александрович принёс котёнка на осмотр.
Настя торопилась, пришла машина, чтобы отвезти её в соседнее село, там заболели лошади.
Пётр Александрович подошёл к ней и сказал:
– Анастасия Алексеевна, уж обратите внимание на мою животинку. Как прибудете, жду вас у себя.
Настя кивнула.
– Что, жениха себе нашла? – язвительно пробормотала её помощница. – Ты смотри, Зинка узнает, без волос останешься. Она бешеная. Ей-богу, предупреждаю сейчас. А то потом худо будет.
Настя промолчала. Всю ночь она думала о Петре. Вспоминала его длиннополый халат и поймала себя на мысли, что от такого и не отказалась бы.
Вздохнула, закрыла глаза.
Вспомнила себя семилетнюю. Тогда ещё неворчливая матушка наряжала дочь к празднику. Что именно был за праздник, Настя не помнила. Но готовились к нему долго.
Марфа Игнатьевна была одета в вишнёвого цвета платье с большими воланами на рукавах. Все пальцы её были украшены кольцами с довольно крупными камнями.
Это сейчас Марфа Игнатьевна не носила украшений, а тогда Настя завидовала несметным сокровищам матери.
Именно в тот день отец Насти подарил дочери колечко с маленьким красным рубином.
Настя то колечко сберегла. Когда в 1919 году новая власть выгнала их из дома, Настя спрятала это колечко за щекой. Но до того страшного года была другая жизнь.
Марфа Игнатьевна помогала дочке надеть платье небесно-голубого цвета. По краям рукавов и низу платья были нашиты золотые ленты с маленькими белыми бутонами роз.
Настя задирала платье и считала эти бутончики. А Марфа Игнатьевна всё поправляла дочкино платье и говорила, что так вести себя негоже. Мол, нижнюю юбку показывать никому не нужно.
Дом, в который пригласили семью Вистицких, выглядел гораздо богаче родительского.
После Русско-японской войны отец Насти Алексей Вистицкий отошёл от военных дел, продал своё загородное поместье и снял в городе богатый дом. Семья жила на банковские проценты и ни в чём не нуждалась.
Иногда отца приглашали в военный совет, спрашивали его мнение по некоторым вопросам. За это хорошо платили, и Алексей редко отказывался от таких приглашений.
Семью Вистицких встречали с теплом. Отец обнялся с хозяином дома, они трижды поцеловались и похлопали друг друга по спинам.
– Вот для вас, Алексей Дмитриевич, личный официант. Не стесняйтесь его просить о напитках и прочих яствах. Чувствуйте себя как дома, дорогой мой гость. Моё почтение вашей супруге и юному созданию.