Кронштадт-Таллин-Ленинград. Война на Балтике в июле 1941 – августе 1942 гг.
Шрифт:
От Северного вокзала до школы можно было дойти пешком за 20 минут, что было очень удобно для нас. От вокзала по Краснопрудной до метро Красносельская минут за восемь, и налево по Верхней Красносельской до школы минут за двенадцать. А еще короче был путь, если из последнего вагона электрички пройти направо через железнодорожные пути, мимо привокзальных складов и зданий, дворами жилых домов, то можно было выйти на В. Красносельскую почти к школе.
Весной 1999 г. я оказался около метро Красносельская. Потянуло посмотреть: как там бывшая наша школа? Нашел ее без особого труда. Немного смутил старый особняк своим отреставрированным видом и свежей зеленоватой покраской. 59 лет назад мы на него и внимания не обращали. Подход
У главного входа вывеска: «Детско-юношеская спортивная школа №27 «Сокол» Центрального округа г. Москвы». А на левой половине здания, на небольшой белой мраморной доске памятная надпись: «В этом здании в 1940 г. была основана 1-ая военно- морская специальная средняя школа г. Москвы». Приятно видеть такой мемориальный знак. С противоположной стороны здания у правого угла небольшой вход с вывеской: «Детская музыкальная школа». К сожалению, главный вход в школу был закрыт.
31 августа нас построили по ранжиру в просторном дворе перед зданием школы и разбили по ротам и взводам: 1-я рота – 10-й класс, 2-я – 9-й, 3-я – 8 класс. В каждой роте по 5-6 взводов. Взводы комплектовали с учетом роста учеников и изучаемого ими иностранного языка. Я попал во 2-й взвод 2-й роты. Помощником командира взвода назначили одного из нас – Киселева Николая, командиром нашего отделения – Эмика. После этого нас 2,5 часа муштровали: ходьба на месте, повороты направо, налево, кругом. 1 сентября мы должны были прийти к 8 часам на открытие школы.
Директора школы совсем не помню. По-видимому, никакого общения с ним не было. Зато каждый день видели и часто общались с военно-морским руководителем старшим лейтенантом Эндзелином – довольно молодым, худощавым, белокурым, редко улыбающимся латышом. Не помню, чтобы он повышал на кого – нибудь из разгильдяев голос. Был требователен, но справедлив. Иногда мы встречали его на улице на подходе к школе и, пройдя мимо него строевым шагом и отдав честь, знали, что он смотрит нам вслед. Командирами рот были бывшие командиры флота, они носили военную форму, но без знаков различия. Ежедневно один из командиров рот дежурил по школе и по уграм встречал нас перед входом в школу, зорко оглядывая нашу выправку, и, в случае нечетко отданной чести, приходилось повторно, иногда и не раз, проходить мимо него. Командиром нашей роты был Меньшиков, 1- й роты – Похвалла.
Нашим политвоспитанием занимался старший политрук Дубровский, лекции и политзанятия которого нам очень нравились. Очень запомнился пожилой боцман Цисевич, который учил нас такелажным и другим боцманским премудростям, относясь к нам по-отцовски внимательно и требовательно, как во время занятий, так и при приемке выполненной работы-наряда, назначенной кому- либо в наказание за какую-либо провинность.
Первые дни учебы в спецшколе в моем дневнике представлены так: «Наша рота учится на третьем этаже, 1-я – на четвертом, 3-я – на втором. Внизу расположен физзал, буфет, канцелярия, кают- компания, библиотека, баталерская, командирская раздевалка, кабинеты военрука, политрука, директора, физрука и т.д. В нашей роте около 160 человек, в нашем взводе – 31 человек, в отделении – 15.
В школу приходим к 8.30. До 9.00 проверка, очень тщательный осмотр дежурным по взводу: смотрят руки, носовые платки, обувь, брюки, пуговицы и пр., затем – зарядка. Конечно, всех остригли… В 9 ч. занятия до 14.50. Из дома приходится выезжать на поезде 7.29.
В школе иногда делал лекции политрук, очень хорошие (я вообще очень редко отзывался хорошо о лекциях в школе), но лекции во взводе – дрянь. Узнали, что у нас вводятся танцы – интересно. Все с нетерпением ждут формы, больше всего беспокоятся за бескозырки: ленточки или «бантики»? В неделю у нас 2 урока военного дела. На них мы учимся «ходить». Постепенно это надоедает.
Жизнь в школе становилась все напряженней: с середины сентября ежедневно после уроков часа по два усиленно занимались строевой подготовкой, обычно рядом, в Сокольниках, готовились к участию в параде на Красной площади. Поэтому из Москвы я уезжал часов в 18 и домой добирался к 19.30. После ужина и выполнения своих домашних обязанностей брался за выполнение домашних заданий. Обычно ложился в 12 ночи, не всегда успевая выполнить все задания и выучить все уроки. А вставать надо в 6 утра.
Ежедневно делать записи в дневнике, очевидно, не было возможности, поэтому далее итоговые записи основных событий за месяц:
Октябрь 1940 г.
Вот уже месяц, а о форме ни слуху. Усиленно занимаемся строевой подготовкой к параду. Образована парадная рота в количестве 200 человек, которая каждый день ходит после уроков на стороевую в Сокольники. Выдали часть формы: ботинки кожаные, парадная суконка, фланелевая, две форменки, две тельняшки, брюки и парусиновый ремень. Числа 25-го выдали бескозырки (с бантиком!!!), шинели (без галстуков), ремни. 26-го пришли в форме. Форма ничего – обыкновенная краснофлотская, только звезды с рукавов спороты и «бантики»!!!. На ленточке надпись: «Воен.мор. спецшкола».
Вначале строевая подготовка была интересной, особенно когда выдали форму и по дороге в Сокольники ловили на себе восторженные взгляды девчат и завистливые – ребят в штатском. Но к концу октября некоторые наши ребята из-за усталости или из- за однообразия занятий стали отлынивать от строевых занятий. Однажды но дороге в Парк Культуры на строевую и я сбежал в метро. Последствия – отчислен из парадной роты и переведен в роту демонстрантов, численностью 300 человек. Она тоже занималась строевой подготовкой, однако менее напряженно, но еще оставались после занятий для разучивания строевых песен.
Со строевых занятий из роты демонстрантов увиливали уже многие под разными предлогами. Среди них был и я. А так как я был назначен помкомвзвода, то мое отсутствие было сразу замечено, а оправдаться не удалось. «Схлопотал» 3 наряда – после занятий протирать и проворачивать механизмы орудий: стоявшего слева от входа в школу одного 102-мм и двух 45-мм в вестибюле школы.
Эти наряды были для меня не наказанием, а подарком не только от нашего командира роты, но и подарком Судьбы.
В учебное время, да и после занятий, нам не разрешали крутить поворотные механизмы орудий или открывать замки. А ведь мальчишек тянет к таким механизмам как магнитом! А тут совершенно на законном основании, три вечера по целому часу, когда никто не мешает, можно крутить механизмы горизонтальной и вертикальной наводки, воображая, что ты наводчик и наводишь орудие то по плывущей цели, то по летящей. Затем уже в качестве замкового и заряжающего открываешь замок, имитируешь подачу снаряда в ствол и выстрел, подав самому себе шепотом команду «огонь!»
Разве мог я тогда знать, что не пройдет и 9 месяцев, как мне придется наводить такое же 45-мм орудие по настоящим немецким самолетам и, когда самолет попадал а перекрестие прицела, давать замковому команду: «ноль!» и следить за трассирующим следом своего снаряда.
Итак, понеся заслуженное наказание, я продолжал после занятий заниматься строевой подготовкой, чтобы достойно промаршировать в рядах демонстрантов по Красной площади.
Так и не удалось мне быть участником парада на Красной площади. Правда, пришлось три года участвовать в парадах Одесского гарнизона, причем один год парад принимал находившийся в опале маршал Г. К. Жуков. На осеннем параде он был в шинели. И запомнился казус: Жуков на коне скачет вдоль выстроившихся парадных батальонов. Одна пуговица у хлястика на шинели оторвалась, и хлястик похлестывает маршала в такт скачкам коня.