Кронштадтский тупик
Шрифт:
– Я в курсе, - кивнула Белла.
– А ты слышал, что произошло на днях?
– А что случилось? Извини, не слышал. Конец года, горячая пора, подведение итогов, заседания, вожение мордой об стол - бывает некогда следить за новостями.
– Этот оперативник приехал в Кронштадт к своей подруге на Новый год и погиб, - Измайлова поведала о происшествии в Екатерининском сквере.
Андрей слушал молча, допивая свой кофе.
– И ты защищаешь Степанова, - сказал он.
– Я угадал?
– Да. Потому, что это был несчастный случай, я сама это видела. А следователь шьет ему "сто пятую", зная, что у Егора
– Салаги сейчас есть такие, что и нас кой-чему научат, - заметил Корин.
– Этот не из таких. Я бы сказала, тургеневский юноша, тихий, интеллигентный, лишний раз голоса не повысит, глотку драть и локтями работать не умеет.
– У тебя быстро научится, - улыбнулся Андрей, - как в "Ералаше": 2Научи плохому!". Я наслышан о работе господина Когана и понимаю, почему он принял тебя в свою гвардию.
– Степанов при встрече спросил Гусева: "Помнишь мою дочь?", - вспомнила Белла.
– А тот ответил: "Пусть радуется, что легко отделалась!"
По лицу Корина пробежала гримаса отвращения.
– Легко, нечего сказать, - он замолчал, вылавливая кусочек имбиря из чашки и старательно отводя взгляд, но Белла уже навострила уши:
– Что они имели в виду?
Андрей молчал. Потом сказал:
– Белла, я все понимаю, работа у тебя такая, клиента вытаскивать... Но и ты нас пойми, мы стараемся не выносить сор из избы. И если кто-то из наших что-то натворил, мы и разберемся, и накажем. Но от общественности постараемся это скрыть.
– От чего у Василисы случился нервный срыв?
– настаивала Белла.
– Я с ней беседовала. Она не производит впечатления кисейной барышни, способной захворать от огорчения или хвататься за таблетки или веревку, если ей не купили модные джинсы. А после задержания на трое суток она пыталась наложить на себя руки и лежала в клинике.
– Гусев перестарался, - нехотя выдавил из себя Андрей, - подозревал, что наркотики с юга возят студенты "Райзинга" по приказу чуть ли не самой Фурштадтской. Вроде бы за хороший диплом и продвижение после выпуска они готовы выполнить все, что им прикажет владелица школы. Извини, но Гусев просто помешался на желании разоблачить ее, всем мозг вынес. И когда ему в руки попала эта девочка, Василиса, впился в нее, как клещ, хотел выбить признание, что привезти сверток ей поручила Лора Яковлевна. Ну, и пережал пружину, подробностей не знаю... Но после этого он попал всерьез. Лора Яковлевна задействовала все свои связи, чтобы его удалили с Котлина. До тех пор она молчала и игнорировала его наезды, для нее они были не страшнее осенней мухи.
– Но и назойливая муха может задолбать или разнести на своих лапках микробы, - заметила Измайлова.
– Так и вышло... Дело замяли по-тихому. Степанова заявление в полицию не подавала. Поэтому Гусева просто по-тихому перевели с понижением из Кронштадта в Питер, участковым куда-то в "спальный район".
– Меня это сразу заинтересовало, - Белла отрезала ещё кусочек чизкейка, - что он в сорок три года все еще капитан. Другие в этом возрасте уже полковники или генерала ждут.
– Пусть радуется, что вообще не посадили, - в голосе Андрея впервые прорвался гнев, - и не выкинули коленом под задницу, а дали спокойно дослужить до пенсии. Пусть с понижением, пусть в Веселом поселке, все лучше, чем зону топтать или вылететь со службы по статье. Не мелькал бы тут лишний раз...
– Андрей прервался на полуслове, вспомнив, что говорить об этом уже поздно.
Белла отметила для себя, как единодушны в этом вопросе все, с кем она беседует о деле Степановых и Гусева. И ни у кого покойный не вызывает добрых чувств, кроме его пассии, Архиповой. Все единогласно твердят: "Нечего было сюда ездить, гусей дразнить. Перевели, ну и сидел бы у себя на Дыбенко! Доигрался с огнем, а мы теперь расхлебывай кашу!"
Но Егора Степанова готовятся обвинить в убийстве и тем самым замкнуть цепочку "Гусев - Василиса - Егор", оставив за скобками остальных участников тех давних событий. А ведь они были, это Белла отчетливо понимала. Та же Амелина-Фурштадтская, например. Или человек, которого арестовали у дома Степановых. И Архипова, которая говорила Наташе о каких-то темных делишках, которые творятся в "Райзинге"... "Ладно, сейчас проведаю ее. И если эта Бедная Лиза что-нибудь знает, я из нее душу вытрясу!"
– Спасибо, Андрюша, - сказала она.
– Ты мне очень помог. И я была рада встрече. Как давно мы не виделись!
– И я тоже рад. И тому, что мы неизбежно встретимся по этому делу снова - тоже, Белла.
***
Наташа посмотрела на Лору Яковлевну. Та стояла все с такой же царственной осанкой. Но рука в теплой кожаной перчатке, прижатая к благоухающему духами меху, слегка подрагивала. Сквозь умелый макияж проступила нездоровая бледность, и Наташа на всякий случай подошла поближе. Как бы владелица актерской школы не упала в обморок прямо на гранитные плиты крыльца.
Задержанный дергался в руках охранников, витиевато матерился, требуя отпустить его и грозился обеспечить им крупные неприятности. Потеряв терпение, один из ЧОПовцев еще сильнее выкрутил ему руку, пнул под колени и приложил лицом в затоптанный, щедро сдобренный солью и реагентами снег.
Когда подъехала полицейская машина и парня заковали в наручники, он визгливо заорал, брызгая слюной и тыча пальцем в сторону Амелиной-Фурштадтской, чтобы у нее спросили, где сейчас его 16-летний брат, ученик "Райзинга".
Видимо, полицейским тоже надоел истеричный матерный визг задержанного, и парня на полуслове буквально зафутболили в автозак тяжелым форменным ботинком и грохнули дверцей.
Один из полицейских осматривал капот "Мерседеса" и качал головой: "Вот это отделал... И стекло разнес! Урод, ему на такую машину и за триста лет не заработать, так хоть чужую изнахратил... А что отвечать придется, не думал!"
Когда задержанного увезли, Лора Яковлевна уже справилась с потрясением.
– У вас какое-то дело ко мне?
– спросила она у Наташи.
– Или вы пришли, чтобы подать документы в школу?
"Приятно, что меня еще принимают за студентку", - подумала Наташа и ответила:
– Да. Я хотела поговорить с вами.
– Но вы не журналистка, - внимательно смотрела на нее Фурштадтская.
– Журналист вряд ли бросился бы на помощь. Скорее он достал бы телефон и заснял эксклюзив для своего издания, - она снова содрогнулась, вспоминая о нападении.
– Нет, я не журналистка, - подтвердила ее умозаключения Наташа.
– Я раньше служила в десантных войсках и действовала автоматически, как нас обучали.