Кронштадтский тупик
Шрифт:
– Пойди, проспись, лошара! Хрень всякую несешь! И ваще помнишь, кто я? Я тебе запросто могу 15 суток устроить, а то и в дурку спровадить! Встретишь Новый год в компании Наполеона с Гитлером, блин!
– он снова плюнул.
– ...й отсюда, пока я добрый, и больше не попадайся, а дочка твоя, - он длинно, витиевато выругался, - пусть вообще радуется, что легко отделалась!
Невысокий мужчина в растерянности замер, что-то бессвязно бормоча, а смехач снова взялся за телефон:
– Да ничего, зая, прицепился тут один чмошник. Я его уже спровадил. Че, холодец варить будешь? А платье какое наденешь? А белье какое к нему?
Его оппонент вышел из оцепенения и со словами "Дочку мою не смей!" неловко ткнул кулаком - не целясь, даже особо не глядя. Удар пришелся по руке, державшей телефон. От резкого движения нога мужчины поехала на скользком пятачке замерзшей лужи. Он налетел на любителя холодца и девушек без нижнего белья. Оба не удержались на ногах. Хохотун ударился головой о пьедестал. Наташа издалека услышала треск и похолодела от ужаса. Она слишком долго прослужила в десантных войсках и побывала в горячих точках. И сразу поняла, что произошло.
– Белка, - тихо сказала она.
– Авада Кедавра, - выдохнула такая же бледная Измайлова.
– Вот именно...
Мужчина, кряхтя, поднялся и взглянул на поверженного. На секунду он в ужасе замер. А потом со словами "Туда тебе и дорога!" плюнул и опрометью помчался к выходу в конце парка. Его движения были нервными, порывистыми.
Наташа бросилась вдогонку.
– Куда? Крейзи!
– надрывалась Белла.
– Полицию и "скорую"!
– ответила на бегу Наташа.
– Убьют, домой не приходи!
– крикнула вслед Измайлова и схватилась за телефон.
– Полиция? Екатерининский парк! У памятника Капице произошла драка. Один человек ударился головой о пьедестал и лежит без признаков жизни. Второй побежал на Интернациональную. Спасибо! Жду.
Взглянув на лицо лежащего у подножия памятника мужчины и кровавую лужу вокруг его головы, Белла поняла, что "скорая помощь" ему уже не нужна. "Блин, Навицкая... Куда тебя занесло, Рэмбо фигова?"
***
Наташа мчалась, преследуя преступника и радуясь тому, что на ней не милые сердцу Лэтти ультрамодные зимние сапожки, годные только для подиума, а любимые ботинки с рифленой шершавой подошвой, не скользящие даже по льду.
Убегающий был уже немолод и явно растренирован. Он вскоре начал уставать, дышал тяжело, с хрипом. У оранжевой светящейся вывески "Дикси" он свернул и припустил по следующей улице, с такими же невысокими домами в голландском стиле. В окнах горел свет и переливались огоньки. Люди готовились к Новому году. И никому не было дела до убийства в парке. И до того, что задыхающийся убийца все тяжелее топает по заснеженному тротуару. И до бегущей следом Наташи.
Она не тратила силы на крик, а бежала, как ее учили в десанте, тщательно рассчитывая силы.
Откуда-то потянуло ароматом свежего хлеба. Значит, неподалеку хлебозавод. Белла не уставала нахваливать кронштадтский хлеб - "Такого нигде больше нет!". И правда хлеб на Котлине был вкусным...
"Улица Аммермана" - прочла Наташа на одной из табличек и поежилась, вспомнив, как пару раз забредала на нее в поисках городского пляжа. Почему-то отыскать правильную дорогу с этой улицы быстро не получалось, не спасали ни карта, ни навигатор, и Наташа часа по два блуждала по улочкам и проулкам. Белла только удивлялась: "Прямо заколдованная какая-то улица! Хотя со мной такого ни разу не случалось, а ты на ней каждый раз дорогу теряешь!".
С тех пор Наташа старалась обходить странную улицу Аммермана десятой дорогой, помня о предыдущих блужданиях. Стоило ей свернуть туда - и такой четкий и понятный Кронштадт превращался в лабиринт.
Наташа догадалась, что убийца зачем-то бежит в конец улицы, к тупику возле старого краснокирпичного дома. Дом выглядел неухоженным, как будто был давно заброшен. Рядом с ним высилась ограда Морского завода. "И зачем я бегу в такую глушь, да еще в темноте?
– запоздало подумала Навицкая.
– Да, он мог скрыться, а полицейские не стали бы землю носом рыть под Новый год, разыскивая его. Но мне что - больше всех надо?.."
Она остановилась. Улица в свете луны и фонарей была пуста. "Вот и я его упустила. Куда он делся? Провалился, что ли?"
Наташа перевела дыхание. Капюшон давно свалился, шапочка сбилась набок. Щеки онемели от встречного ветра. Майка под пуховиком и свитером облепила тело, как пластырь.
Наташа отряхнула шапку от снега и плотнее натянула на голову; сверху набросила капюшон. Охотничий кураж и прилив адреналина уже прошли. Теперь молодая женщина корила себя: "Ну, вот, как теперь к парку вернусь? Я и днем-то тут блукала, как слепой котенок, а сейчас, хоть и фонари горят, все равно темно, как в глубокой ...опе, как говорит Фима. И снегопад такой, что в двух шагах ничего не видно!"
Девушка достала телефон, чтобы проложить маршрут и посветить под ноги. Вдруг ей послышался какой-то звук. Чей-то голос совсем рядом.
Она осмотрелась. Почудилось?
И снова раздался этот же голос, то ли стон, то ли призыв о помощи.
Наташа направила туда лучик света телефонного фонарика и увидела сидящего на тротуаре у стены дома беглеца. Выглядел он очень плохо.
– Ногу подвернул, - страдальчески морщась, посетовал он, когда Наташа подошла.
– Боль аж в голову стреляет... И в груди колет чего-то, дышать тяжело.
– Вам нельзя бегать, - Наташа похлопала себя по карманам. В армии при ней всегда была походная аптечка, где нашлось бы все необходимое, вплоть до эластичного бинта. Но сейчас в кармане пуховика были только бальзам для губ "Зима" и пачка бумажных платочков. В сумке из медикаментов обнаружились пластинка цитрамона и пара пластырей. И Наташа поднесла к уху телефон.
– Что, врачей хочешь вызвать?
– невесело усмехнулся мужчина и тяжело закопался в снегу, пытаясь подняться. Теплая кепка с "ушами" свалилась, открыв широкую лысину. Коренастый, круглолицый, полноватый, он напоминал отца главной героини перестроечного фильма "Авария - дочь мента".
– А они меня сразу в полицию сдадут. Ох, беда, никак вывих! Болит-то как, на ногу встать не могу! Ты, поди, видела, девонька, что я в парке натворил?..
– Нельзя же оставить вас здесь замерзать, - ответила Наташа и осмотрелась. Ни одной скамейки, куда можно было бы отбуксировать пострадавшего. Как всегда: то, что нужно, не найдешь днем с огнем...
– А мне все равно, что будет, - махнул рукой мужчина, - только я тебе одно скажу: не раскаиваюсь ни на вот столько, - он показал на ноготь мизинца.
– Знала бы ты, что это за человек, не ринулась бы так вдогон. О нем сейчас или хорошо, или никак, но я человек прямой, душой кривить не умею, и о нем добрых слов подобрать не могу...