Крошка Черити
Шрифт:
– Не будет, только замолчи! – оборвал виконт. Уголки губ на мрачном лице Стеббинса невольно дрогнули, но настаивать он не решился и сказал только:
– Милорд, я помню все безумные шалости вашей милости в юные годы, но то, что вы затеяли сейчас, во сто крат хуже! Милорд, вам нельзя везти эту мисс в Инглхерст!
– Но я именно это и собираюсь сделать, – ответил виконт. – Если только ты не подскажешь, куда мне ее девать. – Он помедлил, насмешливо глядя на грума. – Но ты не сможешь, не так ли?
– Вам вообще не стоило брать ее в Лондон! – пробормотал Стеббинс.
– Очень на то похоже, но я не вижу смысла терять время на эти рассуждения! Я привез ее и теперь обязан действовать соответственно.
Видя, как глубоко озабочен Стеббинс, виконт улыбнулся и потрепал его по плечу:
– Ну, приободрись, старый мошенник! К кому еще могу я обратиться в трудную минуту, кроме мисс Хетты? Господи благослови ее, она никогда меня не подводила! Уж ты-то должен знать, как часто мы с ней приходили друг другу на выручку!
– Когда были детьми! – заметил Стеббинс. – Это совсем другое дело, милорд!
– Ничего подобного! А теперь займись лошадьми и скажи на конюшне, что упряжка потребуется мне для поездки в Инглхерст через час. Я беру свой выезд, но лошадей придется сменить: пусть Окли подберет сам, но предупреди его, что я вернусь только к ночи. Вот и все!
И, не давая Стеббинсу возможности возразить, виконт крутанулся на каблуках и быстро вошел в дом. Груму пришлось обрушить невысказанные упреки на усталых серых, ожидавших возвращения в стойло.
Глава 6
Было уже больше семи, когда резвая упряжка виконта подъехала к Инглхерсту; хотя само путешествие заняло не больше трех часов, ему не удалось выехать с Арлингтон-стрит до четырех. Мисс Стин, ожившая благодаря добродушным хлопотам миссис Олдэм (еще одной уроженки обширных владений лорда Рокстона) и отличному чаю, теперь находилась в настроении достаточно бодром для застенчивой юной девушки, слишком поздно осознавшей свою ошибку и обнаружившей, что для нее не осталось другого выхода, кроме как довериться своему покровителю и позволить отправить себя под опеку абсолютно незнакомых почтенной вдовы и ее дочери. Ей оставалось только наделяться, что такое вторжение не обременит их и они не составят мнения о ней как об особе, ведущей себя неподобающим образом, как ей самой теперь казалось. А имей она возможность поразмыслить над любой альтернативой предложенному виконтом плану, будь то хоть должность стряпухи при господской кухне, она приняла бы ее с горячей благодарностью, но мысль о том, чтобы остаться в Лондоне, этом устрашающем городе, с парой шиллингов в кошельке и без всяких знакомств, лишала ее воли.
Виконт понимал, что творится у нее на душе, и хотя Лондон не будил в нем страхов и карман его всегда был полон, он готов был посочувствовать человеку, оказавшемуся в более стесненных обстоятельствах. Друзья – а друзей у него было много – находили Десфорда славным малым, и даже самые суровые критики не могли сказать ничего худого, разве что ему пора бросить свои безрассудства, и остепениться. Лорд Рокстон часто наделял его весьма нелестными эпитетами, но всякий, кто вздумал бы в присутствии милорда подвергнуть самой мягкой критике его отпрыска, рисковал встретить суровый отпор. Виконт отлично знал об этом; но, не сомневаясь в привязанности отца, он был слишком хорошо осведомлен о его предрассудках, чтобы пытаться представить мисс Стин своим домашним. Такой ужасный ретроград, как граф, не мог проникнуться сочувствием к молодой даме, ведущей себя совершенно компрометирующим образом. У милорда были абсолютно ясные представления о благопристойности: мужские шалости простительны, но для женщины малейшее отклонение от общепринятых правил недопустимо. Он ни разу не пытался приструнить своих сыновей и даже, если только не страдал от очередного приступа подагры, забавлялся их любовными похождениями. Но дочери до самой свадьбы запрещалось сделать шаг за пределы сада без сопровождения лакея; а навещая друзей, она выезжала в карете его светлости, сопровождаемая не только лакеем и горничной, но и парой верховых.
Поэтому виконт, не дольше нескольких секунд обдумывавший возможность устроить свою протеже в Вулвершеме, решил поручить Черри заботам мисс Силвердейл, пока не найдется и не исполнит свой долг ее дед. Его план имел единственный изъян: мать мисс Силвердейл могла воспротивиться этому, но Десфорд всегда верил в способность мисс Силвердейл обвести свою подверженную ипохондрии родительницу вокруг пальца, так что в Инглхерст он ехал, полный надежд.
Конечно, он нашел нужным предупредить Черри, что леди Силвердейл обладает слабым здоровьем и довольно своеобразным чувством юмора, находящим выражение в злоупотреблении своей болезненностью, и имеет привычку наказывать домашних представлениями, которые он окрестил «Челтнемскими трагедиями».
Черри выслушала виконта внимательно и, к его удивлению, даже приободрилась, познакомившись с довольно унылым описанием своей будущей хозяйки. Она сказала с большим знанием дела:
– Тогда, возможно, я окажусь им полезна! Даже тетя Багл признает, что я отлично присматриваю за больными, и хотя я не люблю хвастаться, по-моему, это верно. Действительно, мне следует попросить, чтобы мне доверили ухаживать за этой сварливой старой дамой; вы, конечно, понимаете, что я имею в виду, сэр!
Живо представив себе испытания, которым подвергалось семейство Багл под тиранией дряхлой прародительницы, виконт довольно мрачно произнес:
– Могу только надеяться, что вам не захочется искать какого-то другого места!
– Ну, – серьезно ответила она, – конечно, приятного мало, когда тебя все время шпыняют, но нужно всегда помнить, до чего скверно быть старой и не иметь возможности ничего сделать самой. К тому же, – задумчиво добавила она, – если такая старая леди привяжется к тому, кто за ней ухаживает, его ценит вся семья. Моя тетушка и кузины никогда не были так добры ко мне, как перед смертью старой леди Багл. Да, тетушка даже сказала, они не знали бы, что им делать, если б не я!
Она казалась настолько тронутой этим признанием, что Десфорд удержал ядовитую реплику, едва не сорвавшуюся с языка, и сказал только, что леди Силвердейл трудно назвать больной беспомощной старушкой, и хотя, даже по собственному мнению, она не обладает терпением святой, назвать ее сварливой было бы несправедливо.
В Инглхерсте их встретил Гримшоу, не проявивший большой радости при виде старого знакомца, частенько навещавшего поместье с тех пор, как впервые сумел влезть на пони. Он сокрушенно объяснил, что если б миледи знала о предстоящем визите его светлости, она бы велела отложить обед до его приезда. Но, к сожалению, миледи и мисс Генриетта уже пообедали и перешли в гостиную отдыхать.
Хорошо знакомый со способностью дворецкого переходить мгновенно от удивления к обиде, виконт с улыбкой сказал:
– Да, я думаю, так бы оно и было, но, полагаю, миледи меня простит. Будьте славным малым, Гримшоу, шепните на ушко мисс Генриетте, что я хотел бы переброситься с ней парой слов наедине. Я подожду в библиотеке.
Хотя Гримшоу мог бы устоять против подкупающей улыбки виконта, блеск золотой монеты, скользнувшей в его руку, оказался неотразим. Он не стал унижать себя даже взглядом на нежданный дар, но опытные пальцы сразу же установили, что это гинея, так что дворецкий степенно поклонился и отправился выполнять поручение, не выразив неодобрения присутствию мисс Стин ни единым взглядом.