Крот 3. Сага о криминале
Шрифт:
Владимир придержал его, с извинительной улыбкой сказал Филину:
– Это от смены часового пояса.
– Да брось ты! – отмахнулся Вован. – Человек тебя в упор не видит, а ты вертишься как вошь в штанах!
– Знаете, – неожиданно сказал Филимонов, – мне нравится реакция вашего друга. Она человеческая… Может, этого я и добивался. – И спокойно полюбопытствовал: – На губернатора еще не выходили?
– Нет, – ответил Старков.
– Это хорошо… – Филин подумал, повторил: – Хорошо… Пока что лучше его не беспокоить. Будем действовать так. Оставляйте свои наработки, мы их изучим, а через
– Нормально, – буркнул все еще хмурый Вован.
– Если нормально вам, значит, нормально и вашему товарищу, – засмеялся Филимонов. – Как вас зовут, молодой человек?
– Вован… То есть Володя.
– Значит, мы имеем дело с двумя Володями? Надо загадывать желание.
– Загадайте, чтобы у нас с вами все получилось.
– Хорошо, я так и сделаю.
Вован вошел в номер, содрал с шеи галстук, забросил его в платяной шкаф, снял пиджак и хотел было забраться под душ, как зазвонил телефон.
Звонил Старков.
– Можно зайти?
– А можно я сначала приму душ?
– Буквально на пять минут.
– Давай.
Вован завинтил краны, поправил сорочку, стал ждать.
Владимир вошел в номер, сел в кресло. Вид у него был решительный и недовольный.
– Вован…
– Володя, – поправил его.
– Хорошо, Володя… Давай все-таки определим, кто из нас тут старший.
– Я, – Вован смотрел на Старкова с вызовом.
– Почему?
– Мне так хочется.
– Мало ли что хочется. Нам нужно действовать в интересах дела.
– Дорогой мой друг Владимир. – Вован бросил в ванную полотенце, тоже сел. – Не надо дырявить мне серое вещество. Здесь нет ни старших, ни младших. Есть просто я и ты… Сели, обсудили, и вперед!
– Есть такое понятие… – Старков замялся.
– Какое? – Вован насмешливо смотрел на него.
– Понятие культуры… я уже не говорю об интеллекте.
– По-твоему, я тупой?
– Я этого не сказал. Но бывают моменты, когда тебе лучше помолчать.
От обиды Вован даже вспотел.
– А кто сегодня спас положение? Не будь меня, какого пендаля ты бы схлопотал? И с чем бы приехал к Андреичу? Опять стал бы горбатого к стенке клеить?
– Что значит – опять? Когда это я горбатого клеил?
– Всегда! Сколько помню – взгляд умный, голова поднята, губки в ехидной улыбочке. А на самом деле сплошная туфтень! Я-то тебя сразочки раскусил.
– В чем… раскусил?
Вован отмахнулся:
– Ладно, как-нибудь в следующий раз. И чего мы собачимся? Приедем, Кузьме стыдно в глаза будет глянуть.
– Ты прав, – согласился Старков и первым протянул руку. – Будем считать, что разговора не было.
– Будем считать, – кивнул Вован и с насмешкой посмотрел на коллегу. – Получается, поездки тоже никакой сюда не было?
– Почему? – удивился тот.
– Но ведь Филин хлобыснул нас по харе по полной?!
Старков снисходительно усмехнулся:
– Подчас малая разведка бывает важней шумной операции. К тому же мы кое-что поняли друг в друге.
– Попытались понять, – уточнил Вован.
– Можно и так, – согласился Владимир.
…Когда Старков ушел, Вован включил посильнее воду, набрал по мобильной трубке номер Кузьмы.
Шли гудки, какое-то время связь не включалась, но после пятого или шестого гудка в трубке послышался голос хозяина.
– Слушаю.
– Андреич, извини, ты, наверно, уже спишь?
– Говори, – коротко ответил Сергей.
– Похоже, нужно срочно отсюда линять.
– Это почему?
– Нас тут не ждали, и ловить карасей в мутной воде – приключения на собственную жопу.
– Старков тоже так считает?
– Похоже, что да.
– Похоже или считает? – раздраженно спросил Сергей.
– Обсудим.
– Обсудите и принимайте сами решение. Не дети уже. – Связь прекратилась, в трубке пошли шумы.
Программу вел сам Василий Петрович.
– Добрый вечер, дорогие телезрители. Сегодня мы начинаем цикл передач под общим названием «Спасите наши души!». И открываем этот цикл серией репортажей из тех мест, о которых мы много знаем, но, по сути, ничего не знаем. Да, мы помним знаменитую поговорку «от сумы и от тюрьмы». Да, мы покрываемся потом от одной только мысли, что можем оказаться в том месте, откуда никто не выходит исправившимся. Мы стараемся не включаться в судьбы тех людей, жизнь которых проходит за колючей проволокой. Мы не реагируем на невидимые миру слезы. А между тем люди за решеткой все равно остаются людьми. У них страдает душа, они знают, что такое физическая боль. Но на их души никто не обращает внимания – преступники! Физические недуги тоже никто не лечит, а между тем главный бич тюрем – те самые болезни, от которых страдаем все мы: от элементарного гриппа до туберкулеза. Государству глубоко наплевать на находящихся в тюрьмах людей, оно фактически забыло об их существовании. Оно обрекло их на вымирание. Однако за колючей проволокой находится не только физически крепкая молодежь, но и дети, женщины, пожилые люди. Мы подготовили несколько репортажей из колоний, посмотрите их и, ужаснувшись, проникнитесь к заключенным состраданием.
На экране возникли длинные, грязно-зеленого цвета коридоры, затем камера остановилась на одутловатом лице пожеванного жизнью заключенного.
– Как вы себя чувствуете? – спросила корреспондентка.
– Плохо, – ответил тот, и глаза его закрыла пелена слез. – Плохо, девушка. Подохну скоро.
– Сколько вы в заключении?
– Уже пять лет.
– Чем болеете?
– Всем, – старик закашлялся. – Но больше всего вот кашель. Говорят, туберкулез.
– Вас обследовали?
– Пошли они, девушка на… (Вместо текста писк.) Кто меня будет обследовать? И зачем? Я этим педерастам еб… (писк) как репей в трусах!
– О чем вы думаете бессонными ночами?
– Раньше думал о себе… – показал черные зубы старик, – а теперь про родину мою ненаглядную, мать бы ее… (Писк.) Сдохнуть хочется, доченька, поскорее и не мучиться.
Съемочный объектив вновь начал гулять по грязно-зеленым коридорам и показал еще одну камеру. Комната была совсем небольшой, но оказалась под завязку набитой молодыми парнями. Они заглядывали в объектив, скалили зубы, посылали воздушные поцелуи.
Та же самая журналистка взяла интервью у худющего прыщавого паренька лет семнадцати.