«Крот» в генеральских лампасах

Чиков Владимир

— Да, в ГРУ пришли тогда к явно ошибочному выводу, — подтвердил генерал-лейтенант Душин. — В справке комиссии было отмечено, что причинами всех провалов стали ошибки, допущенные при документировании легализации за рубежом, а также нарушения конспирации при осуществлении связи. Ну и, как обычно в подобных случаях, говорилось о слабой подготовке и невысоких личных качествах офицеров и их агентов.

— Одним словом, тогда предателю все сошло с рук, — заключил Цинёв. — И поэтому он продолжал еще двадцать лет вредить своей стране и своему народу. Об этом тоже надо сказать на заслушивании…

***

На докладе у председателя КГБ СССР о работе Третьего главка по ДОР на Дипломата генерал Душин придерживался сценария выступления, подсказанного ему Цинёвым.

— В процессе первичной

проверки Полякова нам не удалось зафиксировать в его поведении каких-либо признаков, свидетельствующих о поддержании им связи с американскими спецслужбами, — заключил Николай Алексеевич, не сводя взгляда с внешне спокойного председателя КГБ.

Но это спокойствие давалось В.М. Чебрикову [89] с большим трудом.

89

Из рассказа Виктора Михайловича Чебрикова в 1992 году.

— Все, что доложили вы мне сейчас, это, конечно, интересно, — сказал он, барабаня пальцами по крышке стола и пытливо глядя то на Душина, то на присутствовавшего куратора Третьего главка Цинёва. Потом добавил: — Но я что-то не услышал от вас главного: почему ваш Первый отдел до сего времени не добыл ни одного доказательства его шпионской деятельности? Сколько лет вы ведете эту разработку?

— Почти четыре года, — тихо ответил Душин.

— Вот это да! — непроизвольно воскликнул Чебриков и, переведя взгляд на своего заместителя Цинёва, спросил: — Я что-то не могу припомнить, чтобы дела по шпионажу у нас велись четыре года.

Сочувственно посмотрев на поникшего генерала Душина, Цинёв решил вступиться за него:

— Позвольте мне, Виктор Михайлович, дать одно небольшое пояснение.

— Да, пожалуйста.

— В том, что разработка Полякова затянулась, есть и моя вина. Когда из ГРУ поступил сигнал о подозрениях на шпионаж и Первый отдел завел на него дело оперативной проверки, я, признаюсь вам, не поверил, чтобы фронтовик, дважды орденоносец, да еще и генерал мог стать изменником Родины, ее врагом. Поэтому я и сказал тогда Николаю Алексеевичу: «На кого же мы будем опираться, если начнем подозревать генералов?» И попросил тогда прекратить его проверку, а приблизительно через год или полтора в ГРУ поступили от закордонного источника, причем работавшего в самом ФБР, сведения о месте и времени вербовки Полякова, о его командировках в Бирму и Индию и о работе с ним сотрудников ЦРУ. После этого Первый отдел возобновил работу по нему. Но время было упущено, и потому разработка его затянулась.

— Но все равно, у вас были еще три года, чтобы реализовать это дело, — обращаясь к начальнику военной контрразведки, раздраженным голосом заговорил председатель КГБ. — Вы и ваш Первый отдел, очевидно, забыли о решениях Коллегии Комитета от 1963 и 1966 годов, как должны вестись дела оперучета по шпионажу и «Измена Родине в форме бегства за границу». Так вот я напоминаю вам, они должны вестись наступательно, с пресечением на ранней стадии недозволенной деятельности проверяемых лиц. Уже двадцать с лишним лет Поляков успешно работает на противника, а вы позволяете ему еще несколько лет наносить советскому государству, и в частности нашим разведкам, и без того уже огромный ущерб. Сколько еще он будет нам морочить голову? Неужели оперативный состав вашего Первого отдела до сего времени не осознал, что совершаемые Поляковым преступления более опасные, чем предательство Пеньковского? По мнению Петра Ивановича Ивашутина, как он говорил мне, в истории предательств нет равных Полякову по нанесению вреда нашей стране. Так что же не позволяет вам изобличить этого неугомонного врага-генерала?

Смутное, досадливое чувство неясности в исходе разоблачения предателя не только волновало начальника военной контрразведки, но и мешало ему сосредоточиться и обдумать, что можно и нужно ответить председателю. Боясь выдать свое волнение и тревожные чувства за последствия [90] такого трудного и тягостного разговора, Душин прокашлялся и, не глядя ни на кого, тихим, еле слышным голосом заговорил:

— То, что я сейчас скажу, прошу не расценивать как мое оправдание, возможно, неумелых действий

в работе по делу Дипломат. Поляков является опытным профессионалом-разведчиком, он хорошо осведомлен о методах работы органов госбезопасности. Досрочный отзыв из командировки в Индию побудил его принять серьезные меры личной безопасности вплоть до прекращения шпионской деятельности и уничтожения уликовых материалов.

90

После того как было предъявлено обвинение Д. Ф. Полякову в измене Родине в форме шпионажа, Н. А. Душин был отправлен на заслуженный отдых.

— На каком основании вы делаете такие заявления? — спросил опять нахмурившийся Чебриков.

— На том, что мы проводили негласные обыски в его служебном кабинете в Индии и по месту жительства, на даче и в гараже. К сожалению, предметов шпионской экипировки не обнаружили…

— Плохо, что ничего не обнаружили! — прервал Душина председатель КГБ. — Значит, небрежно искали. Рэм Сергеевич Красильников [91] рассказывал мне, что у всех разоблачаемых агентов всегда находили при обысках какие-то уликовые материалы. А тем более у такого долго действовавшего агента, как Поляков, которого цэрэушники при каждом его возвращении в Москву из загранкомандировки или при поездке в отпуск снабжали разной шпионской атрибутикой. Я уверен, что у него наверняка остались где-то какие-нибудь улики, о которых он мог давно уже забыть.

91

Бывший начальник Первого (американского) отдела советской контрразведки КГБ СССР. При его непосредственном участии было разоблачено более десяти агентов иностранных спецслужб.

— Но наши товарищи из отдела Михаила Петровича Кудряшова делали все возможное, чтобы добыть эти улики…

— Нет, не все, Николай Алексеевич! — прервал опять Душина Чебриков. — Как докладывал мне ранее Георгий Карпович, ваши подчиненные почему-то не удосужились даже провести обыск в частном доме матери Полякова.

Цинёв и Душин угрюмо молчали: им нечего было сказать в ответ, потому что упрек Чебрикова был справедлив.

— По самым серьезным делам оперучета так работать нельзя! Это не работа! — не смог скрыть своей досады Чебриков. — Четыре года вы, Николай Алексеевич, вместе со своим Кудряшовым словно в потемках бродили и потому не добыли ни одной улики. Столько времени и оперативных сил потрачено, и все это псу под хвост! — вконец рассердился Виктор Михайлович. — Вот как это все можно назвать?

Душин бросил на Цинёва беспомощно-вопросительный взгляд, хотел что-то сказать, но тот подал ему знак, и он промолчал.

— Ловить рыбу в мутной воде — вот как это можно назвать! — со злостью бросил Виктор Михайлович. — Даю вам на продолжение разработки Полякова еще год. Этого времени вполне достаточно, чтобы генерал Кудряшов и его Первый отдел могли показать себя. Пока же они не показали свои когти этому подлому Дипломату. А чтобы он и дальше не наносил своей подрывной деятельностью большой вред. — Чебриков немного помолчал, потом гораздо мягче добавил: — Надо, наверно, порекомендовать Ивашутину, чтобы он освободил Полякова от должности начальника разведывательного факультета академии.

Цинёв озабоченно закивал.

— Иначе, — продолжал Виктор Михайлович, — он будет продолжать собирать и накапливать информацию о выпускниках факультета и сдавать ее противнику… А иначе, чего доброго, — Чебриков горько усмехнулся и добавил: — Петру Ивановичу и не с кем будет впоследствии работать. Итак, все теперь будет зависеть от профессионализма ваших подчиненных, Николай Алексеевич. Не мне вам напоминать, как важно и престижно для вашего Третьего управления разоблачить матерого шпиона американской разведки. Все силы и средства вам даны. Поэтому, пожалуйста, смелее проводите с взаимодействующими подразделениями Комитета острые мероприятия. Без этого вы не сможете добыть ни одного вещественного доказательства. А то, что уликовые материалы у него остались, я еще раз повторяю, у меня нет никаких сомнений. Ищите — и вы найдете их. Если у вас, Николай Алексеевич, нет ко мне вопросов, то на этом мы и закончим.