Кровь боярина Кучки

Полуян Вадим Петрович

–  Все ж таки он носил его!
– оживился Род.
– А ведь за много лет до того я видел его в этом венце.

–  Опять во сне, братец?
– усмехнулся Яким. Поскольку Род промолчал, он закончил рассказ о судьбе Давыдовича: - Вскорости опекун Ивана вновь стал великим князем и тут же погиб в битве с только что побеждёнными.

–  Конный жердяй-варяг рассёк ему саблей голову, - подсказал Род.
– Князья-соперники нашли его плавающим в крови. Он просил воды, ему дали вина…

–  Погоди-ка, - отшатнулся Яким.
– Ты был далеко за морем. Откуда такие тонкости можешь знать? С

кем до меня встречался?

–  С кем встречался, того там не было, - сказал Род. И кончил о Давыдовиче: - Разный был человек. А друг оказался верный.

–  Что такое друг?
– махнул рукой Яким.
– Нынешний друг как солнышко: чистое небо, и друг с тобой, а чуть гроза - он уже за тучками.

–  Быть настоящим другом - не разлучаться ни в добре, ни в зле, - уверенно сказал Род.
– Ведомо ли тебе, как в захолустном городке, откуда Изяслав Давидович отлучился, оставив воеводой Берладника…

–  Ты говоришь о неудачной осаде Выри?
– подсказал Яким.

–  Не знаю названия. Знаю только, - продолжил Род, - Иван спас подружию своего господина и всю его казну, вынудив Ольговича отойти. В тот раз Изяслав Давыдович был гоним и одинок.

–  Не верю, что двадцать лет ты отсутствовал, - пробормотал Яким.
– Однако на твоих же глазах, - встрепенулся он, - Берладник предательски бросил Святослава Ольговича, когда и тот был гоним и одинок.

–  Ну, не из каждых двоих составляется пара друзей, мой милый, - назидательно сказал Род и выглянул в окно.
– В детинец въехали! Хоромы-то высоки! Шапку потеряешь, на конёк глядючи. А дворец! Затейливее, чем Ольговичев в Новгороде-Северском.

–  Дворец заселён, да не завершён, - указал Яким на леса по стенам с северной стороны.

–  А чья это там хоромина так прилепилась ко дворцу?
– обратил внимание Род на слишком близкую к лесам кровлю соседнего терема.

–  Нынешний Андреев любимец Михн под государево крылышко прилепился, - объяснил Яким.

–  Слишком жмёмся к сильнейшим, оттого и выгораем дотла, - поднялся Род, открывая дверцу карети, замершей у высоких резных ворот.

–  Догадайся-ка, кто подружия Михна, - повёл гостя Кучкович по каменной мостовой своего двора.
– Твоя старая знакомка.

–  В жизнь не догадаюсь, - признался Род.
– Не богат я знакомыми женска пола.

–  Лилянку помнишь?
– спросил Яким.

Род даже остановился.

–  Лиляна нынче - боярыня?

–  Волею государя, - подвёл его к крыльцу обладатель не менее лепых хором, чем у Михна.
– В твоих свиданьях с сестрой Лилянку сочли пособницей. Андрей решил отдалить её незаметно. Прежде Михн вознамеривался взять княгинину девушку на любок, да не тут-то было. И вдруг вышел приказ: женись!

–  Однако государь ваш - сваха искусная!
– усмехнулся Род.

–  Ещё какая искусная!
– ввёл его в дом Яким.
– Бедную Граниславушку, племянницу мою, свою дочь, выдал за князя Вщижского. А тот возьми да помри! Ой, как сестрица Улюшка убивалась на скоровертой [493] свадьбе!

–  У-у-уй!
– несдержанно выкрикнул Род.
– Злец Андрей! Зачем за старика выдал? Улите мстил?

Они уже взошли, стояли посреди сеней.

–  Шш!
– приставил палец к губам Яким, - Еванфия моя спит поблизости. Завтра познакомлю. Сейчас идём ко мне в ложню, никого не будя. Ляжешь на моем одре. А я - рядом. Лавка широкая!

[493] СКОРОВЕРТО - опрометчиво.

–  Испить бы перед сном, - облизнул губы Род.

–  Испить можно, - засуетился Яким, - Да за напиток не обессудь. В моем поставце - не погреб. Выпьем по фиалу черкасского…

Иуньской ночью слюдяные окна были светлы, не потребовался светильник.

–  Нет, не со зла порушил Андрей жизнь Гранюшки, - продолжил Яким, пригубливая вино.
– Просто дурости нет пределу. Пригревал о ту пору гонимого Изяслава Давыдыча, тот замолвил словцо за родственничка, вот и скосил красавицу скороверт.

Род никак не мог успокоиться:

–  Самовластец!

–  Ещё какой!
– подхватил Яким.
– Епископа Леона Ростовского прогнал, возвернул и опять прогнал…

–  За что?
– удивился Род.

–  Н-ну.
– Яким не торопился с ответом.
– Бирючи лгали, будто владыко священников разорял умножением храмов.

–  Надо ж додуматься!
– возмутился Род.
– А взаправдашняя причина?

Кучкович перевёл дух.

–  Не дозволял есть скоромное по господским дням [494] , кои выпадут на среду и пяток, то есть на дни постные… Ты что?
– Яким чуть приподнялся на локте.

[494] ГОСПОДСКИЕ ДНИ - церковные праздники.

Род хохотал.

–  Шш! Еванфию разбудишь! Оксти [495] уста!
– требовал хозяин.

Род давил хохот в кулаке.

–  Что с тобою, братец? Что за хохотва в тебя вселилась?

–  Ой, поджилки надорвал, - справился в конце концов с собою Род.
– Пир вспомнил в день своего крещения. Алчный князь Андрей сидел бок о бок. Вначале очи его алкали. Очами пожирал Улиту, сидевшую насупротив. Улита удалилась, уста стали алкать. Вина почти не пил. Все ел, и ел, и ел…

[495] ОКСТИТЬ - осенить крестным знамением.

–  Известно, государь мой - едок знатный, - успокоясь, уложил руки под головой Яким.

Оба замолчали, мысля каждый о своём…

–  Какова участь первенца Улитина Георгия?
– подал голос Род.

–  Молодой Гюргий - князь в Великом Новгороде, - сообщил Яким.
– Старшие сыны Андрея, пасынки Улитины, покинули сей мир до времени. Сегодня Гюргий - старший.

Минута жалевого [496] безмолвия сопроводила эти слова.

Род заговорил первый:

[496] ЖАЛЕВОЙ - траурный.