Кровь Джека Абсолюта
Шрифт:
Джека внутренне воротило от того, что сейчас должно было произойти, и все же он как завороженный глядел на сцену, живописать каковую было под силу лишь художнику, да и то не всякому, а непременно очень талантливому, такому, как, например, Гейнсборо, с которым он свел знакомство у Фанни. Только ему, пожалуй, удалось бы перенести на холст этот дым, этот снег и два силуэта на их зыбком фоне. Один напряженный, излучающий силу, с сияющим занесенным ножом, второй обмякший, всему покорный, безвольный. Дальше за ними угадывалось что-то еще. Там вырастали как призраки тени, одетые в снежные хлопья.
— Ате, — крикнул Джек, еще раз останавливая руку товарища, но тот уже все видел и сам.
Резервный корпус французов надвигался на них, поспешая к стенам Квебека.
— Уходим, Ате.
— Но… — Ирокез не двинулся с места.
— Никаких «но»!
Очень неохотно Ате отпустил голову Сегунки, и она с легким стуком упала. А затем в воздухе блеснул нож, и на лбу абенаки появился надрез, моментально окрасивший снег алой кровью.
— Я не могу убить его так. Он должен глядеть мне в глаза, — мрачно сказал ирокез. — Но теперь мы с ним, по крайней мере, будем носить одинаковые отметины. И один из нас умрет, когда мы встретимся снова.
Марширующий полк был уже шагах в двадцати. Им пришлось бросить тело Макдональда в надежде, что французы проявят к нему должное уважение. Они побежали к утесам. Даже не будучи пехотинцем, Джек понял, о чем говорят британские барабаны и трубы. Меррей потерпел поражение. Но он дал им задание исключительной важности, а их каноэ было по-прежнему спрятано на берегу.
Через двенадцать суток они незаметно пробрались в осажденный Квебек. У них было меньше проблем с французами, привыкшими иметь дело с туземцами, чем с англичанами, охранявшими стены. Но по приказу Меррея на бастионе Святого Иоанна всегда обретался один из его адъютантов, который, едва услышав о говорящих по-английски индейцах, тут же явился и забрал их с собой.
Они принесли весть, которую все с нетерпением ждали. У первого судна, поднявшегося этой весной вверх по течению реки Святого Лаврентия, на грот-мачте развевался флаг Соединенного Королевства. Причем «Несокрушимый» оказался отнюдь не единственным пришедшим на помощь английской армии кораблем, а флагманом целой британской флотилии.
ЭПИЛОГ
Монреаль, сентябрь 1760 года
Отношения со временем у него постоянно не складывались, а сентябрь был именно тем месяцем, когда это ощущалось особенно остро. Ате тоже видел, что с ним что-то не так. И пытался поднять его дух, вытаскивая на охоту, тем более что британская армия в этом остро нуждалась. Свежее мясо было деликатесом в солдатских котлах. Но и бодрящие вылазки в лес не развеивали мрачного настроения Джека. Стоял сентябрь, и он непрестанно хандрил. Дело было даже не в перемене погоды (осень 1760-го знаменовалась слишком резким переходом к сильным заморозкам после летней жары), просто воспоминания одолевали его. О сентябре прошлого года, когда он впервые обагрил руки человеческой кровью, и о сентябре восьмилетней давности, когда английские власти в угоду Европе наконец согласились, что в году не триста семьдесят шесть, а триста шестьдесят пять дней. Англичане отметили потерю этих одиннадцати дней пожарами и восстаниями по всему королевству. А некий корнуолльский мальчишка потерял вдобавок ко всему прочему дядю и обрел родителей, которых до того, собственно говоря, и не знал. Тот сентябрь перенес неотесанного деревенского увальня в Лондон, город больших перспектив и возможностей, а этот застал его в Монреале, где никаких перспектив практически нет.
Итак, где он — ясно, но кто он? Раз война кончилась, то ему скоро придется сменить обличье ирокеза на треуголку и красный мундир. То есть в качестве гарнизонного офицера всю зиму трястись от холода, заступать на дежурства, муштровать новобранцев и, наверное, жутко пить. Одна эта мысль наводила такую тоску, что зимовка в пещере представлялась ему чуть ли не раем.
Он сидел сейчас там, где обычно сидел, когда не был чем-нибудь занят, — в обнесенном высокой стеной саду семинарии Святого Сульпиция. Ему нравилось наблюдать за монахами, размеренно и неспешно готовящимися к приближающейся зиме. Уборка овощей с аккуратных и одинаковых грядок, геометрически правильные газоны, медленные, несуетные движения братии — все это отвлекало от угнетающих мыслей и позволяло душе обрести хоть какой-то покой. Монахи вначале косились с неудовольствием на татуированного могавка, но, поскольку половину их территории Меррей занял под штаб, а краснокожий вел себя мирно, они постепенно привыкли к нему и даже стали в час трапезы ставить перед ним хлеб и кашу. Иногда он ел, иногда — нет, а в основном просто сидел, созерцая и неизвестно чего ожидая. Он знал, что монахи верят в существование чистилища — некоего места между раем и адом. Он тоже стал верить в него. Но не как в некую территорию, а как в особенное завихрение времени. Возможно, и те одиннадцать дней засосало туда, а заодно и его!
Французы сожгли-таки свои знамена и сложили оружие У стен Монреаля. Прошло пять месяцев с тех пор, как Джек с Ате пробрались в осажденный Квебек и сообщили командующему о прибытии долгожданного флота. У французов не оставалось иного выбора, кроме как снять осаду. Теснимые с севера, со стороны озер и с юга, они в конце концов отошли в Монреаль, где впоследствии и сдались, имея в своем составе менее трех тысяч человек против семнадцати тысяч солдат Соединенного Королевства.
Джек задрожал и плотнее закутался в медвежий мех. Вот уже почти год, как его прежний обладатель принес себя в жертву, чтобы подарить двум голодным и полуголым юношам жизнь. Летом стояла такая жара, что холода, казалось, никогда не наступят, и много раз, совершая конные рейды по вражеской территории (Меррей изыскал возможность предоставить в распоряжение своих лучших разведчиков двух лошадей), он подумывал выбросить эту вонючую шубу, а теперь был просто счастлив, что сподобился ее сохранить. Именно благодаря ей Джек мог проводить часы ожидания не в штабе, а вне его. Меррей не имел возражений, зная, что он всегда под рукой. И если ему придется провести еще одну зиму в Канаде, медведь, похоже, опять спасет его жизнь.
Колокол на башне пробил пять раз, звон еще висел в воздухе, когда со стены в сад скатилась легкая тень. Ате считал ниже своего достоинства проходить через ворота, кроме того, монахи, опасаясь туземной экспансии, не очень охотно пропускали его через них. Но он ежедневно приходил повидаться с товарищем, настолько же полный планов на будущее, насколько Джек их не имел. Пока командующие союзных армий решали, что делать дальше, могавк разыскал кое-кого из своих родичей и, раз уж война благополучно закончилась, намеревался отбыть с ними восвояси. Но две вещи по-прежнему сближали его с Джеком. Сам Джек и еще одно давнее дельце. То, которое он собирался теперь обсудить. Одет ирокез был легко, на нем по-летнему красовались лишь кожаные штаны и синяя рубашка из хлопка, позаимствованная у мертвого француза. При одном взгляде на него Джека пробрала дрожь.
— Я нашел его, Дагановеда. — Глаза могавка сияли. — Я нашел этого пса.
Вот это действительно была новость. Все пять месяцев после битвы под Квебеком Ате неустанно разыскивал Сегунки.
— Да что ты? И где же?
Ате вытащил нож из-за пояса и принялся с великим тщанием водить им по оселку, хотя и представить было нельзя, что его лезвие может стать более острым.
— Мой двоюродный брат Скановундэ сказал, что видел в порту абенаки. Я пошел посмотреть… среди них этот пес!
— Сколько их?
Ате пожал плечами.
— Какая разница? Когда-нибудь он от них отобьется. — Он воткнул нож в грядку, вытащил и вновь принялся точить его. — Ты пойдешь?
— Да.
Джеку меньше всего хотелось сейчас куда-то тащиться. Но он не мог отпустить Ате одного. Должно быть, что-то в его тоне заставило того отложить в сторону оселок.
— С тобой все в порядке?
— Почему нет?
Джек сопроводил свои слова легким вздохом и тут же спохватился, но было поздно — Ате уже декламировал:
Печали жалок радости предмет,
А радости до горя дела нет.
Джек насупился, но ничего не сказал. По мнению этого краснокожего олуха, ничто не могло встать в один ряд с заключавшейся в «Гамлете» мудростью. Но если Джек и понял что-то из этой в зубах навязшей книжонки, так лишь то, что всем правит рок, а сам он ничего изменить в своей жизни не в силах.
А потому он поднялся с места и вместе с могавком пошел к стене. Но не полез на нее. Зачем лезть куда-то, когда существуют ворота?
Ворота и вправду существовали, и около них ему встретились молодой офицер и сержант. Джек их не знал — из-за океана прибывали все новые люди, а лица этих двоих были бледны, как и у всех, кто только-только сошел с корабля.