Кровь и лед
Шрифт:
Элеонор поняла лишь часть из услышанного, — познания девушки в области международных отношений, как и географии, были удручающе скудны. Ее образование ограничивалось несколькими годами обучения в местной женской гимназии, где основной упор делался скорее на этикет и манеры, чем на научные дисциплины. По восторженности и энтузиазму, с какими мужчины обсуждали предстоящие баталии, Элеонор видела, что они с нетерпением ожидают военных действий, и искренне восхищалась их смелостью. Француз вытащил из кармана серебряный портсигар с выгравированной на крышке эмблемой 17-го полка легкой кавалерийской бригады.
Вскоре на стол подали большое блюдо с сырами, после чего поднесли десерт, а заодно и третью — или уже четвертую? — бутылку шампанского. Элеонор помнила только, что во время трапезы слышала далеко не один хлопок винной пробки, поэтому, когда Синклер предложил снова наполнить ее бокал, она накрыла его ладонью.
— Спасибо, не надо. Боюсь, шампанское немного ударило мне в голову.
— Может быть, вам стоит подышать свежим воздухом?
— Да, — согласилась она. — Пожалуй, это разумное предложение.
Извинившись, они покинули зал и вышли на украшенное портиком крыльцо. Дождь наконец пролил — мокрый тротуар блестел в свете газовых фонарей. На противоположной стороне улицы располагался еще один клуб, не менее шикарный, чем «Лонгчемпс»; к нему подъехала элегантная карета, из которой выскочили два джентльмена в цилиндрах и черных плащах и быстро взбежали по ступенькам.
— Какие здесь красивые дома, — заметила Элеонор, вытягивая шею, чтобы лучше рассмотреть фасад клуба «Лонгчемпс».
Здание было украшено монументальными круглыми колоннами из кремового известняка и изящно вырезанным над массивными двойными дверями парадного входа барельефом какого-то греческого бога.
— Да, наверное, вы правы, — безразлично ответил Синклер. — Я так к ним привык, что давно перестал обращать внимание на внешний вид.
— А я обратила.
Он зажег сигарету и посмотрел на залитую дождем улицу. Мимо медленно процокала изможденная лошадь-тяжеловоз, таща за собой телегу с пивными бочками.
Синклер выпустил облако табачного дыма, затем, поддавшись внезапному порыву, сказал:
— А хотите увидеть больше?
Элеонор не вполне поняла, что он имеет в виду.
— У меня нет зонтика, но если вы…
— Нет, я имею в виду внутренние помещения клуба.
Элеонор знала, что женщинам доступ в них закрыт.
— В центральном зале замечательные ковры и гобелены, а бильярдная здесь вообще самая красивая на Пэлл-Мэлл.
Видя нерешительность девушки, лейтенант наклонился к ней и с озорной улыбкой добавил:
— Да-да! Я понимаю ваши естественные сомнения — дамам вход туда действительно запрещен. Но в этом-то и прелесть!
Прелесть? Весь день Элеонор ощущала себя так, словно проникла в зазеркалье и очутилась в мире, нравы которого не до конца ей ясны, и вот теперь это чувство непонимания на нее обрушилось снова.
— Пойдемте! — Синклер схватил девушку за руку, словно ребенок, который тащит другого малыша поиграть. — Я знаю один путь.
Не успела Элеонор опомниться, как они вновь очутились в стенах клуба, прошли в конец коридора,
— Даже если тебе прикажет Адмиралтейство? — спросил один из мужчин.
— В особенности если мне прикажет Адмиралтейство! — ответил другой, и оба сдержанно засмеялись.
Когда они удалились, Синклер открыл дверь пошире и вывел Элеонор наружу.
Они оказались в конце узкого мезонина, который нависал над просторным вестибюлем, декорированным чередующимися плитками белого и черного мрамора. Внизу по обеим сторонам холла тянулась раздвоенная лестница, а на самом верху висел огромный ковер в античном стиле, изображающий сцену охоты на оленей. Сейчас он выцвел, края с золотистой каймой были растрепаны, но, судя по всему, произведение ткацкого искусства некогда блистало сочными пурпурными и синими красками.
— Его соткали в Бельгии, — шепнул Синклер, — причем очень давно.
Не выпуская руку Элеонор, он повел ее дальше. Прежде никто ее не держал за руку так долго и так уверенно, и девушка никак не могла определиться, как реагировать на подобное обращение. Лейтенант предложил ей заглянуть в игорный зал, где несколько мужчин были поглощены игрой в карты — настолько сильно, что не обратили внимания на открывшуюся дверь, — затем показал великолепную библиотеку со стеллажами из атласного дерева, уходящими на высоту двенадцати футов и заполненными книгами с кожаными корешками. Потом провел в трофейный зал, где, помимо разного рода призов вроде кубков и тарелок, содержался целый зверинец из чучел животных, взирающих стеклянными глазами куда-то в пустоту. Три или четыре раза им приходилось прятаться в альковах или за закрытыми дверями, чтобы их не увидел какой-нибудь служитель или член клуба, проходящий мимо. В один из таких моментов Синклер, указав на толстяка, который прикрывал рот ладонью, чтобы заглушить отрыжку, шепнул:
— Вон того пузатого фигляра зовут Фитцрой. Как-то раз я задал ему хорошую взбучку и боюсь, как бы мне не пришлось сделать это снова.
Когда Фитцрой ушел, Синклер вывел Элеонор из укрытия и снова потащил за собой.
— Сюда! Хочу показать вам еще кое-что.
По узкой лестнице, устланной ковровой дорожкой, Синклер увлек девушку на третий этаж и завел в альков с бархатными шторами. Элеонор услышала незнакомые ей сухие стучащие звуки, доносящиеся откуда-то снизу. Лейтенант снова приложил палец к губам, затем, отпустив наконец руку спутницы, на несколько дюймов раздвинул шторы.
Они стояли на крошечном балкончике, огороженном изящными деревянными перилами с искусно выполненной резьбой, а под ними по обшитой деревянными панелями галерее были разбросаны полдюжины бильярдных столов, словно лужайки сочной зеленой травы. Игра велась только на двух столах; мужчины за одним из столов были лишь в сорочках, со сброшенными на брюки подтяжками. При виде этой картины Элеонор покраснела. Один из игроков ударил по белому шару; тот, плавно прокатившись через стол, задел красный и мягко уткнулся в борт.