Кровь и Пламя
Шрифт:
А вот и дергающаяся в притворной агонии нога в несколько раз больше и толще меня,… какое славное угощение подготовил мне Тарис! Р-раз! Улучив момент, я увернулся от движения расплющенной ступни и достал до столь желанной и напоенной вкусной силой плоти… Пиршество! Сила! Мощный ревущий поток силы вливается в меня сквозь дрожащие пальцы рук!
А что мне может дать туловище пытающегося ползти голема? Сколько силы заключено в нем?
Издалека доносился лязг металла — ниргалы упорно следовали за мной, хотя безнадежно отстали. Но я не нуждался в прикрытии! — я нуждался в еде!
В мою сторону метнулась покрытая слоем слизи и грязи рука в железной броне, сжимающая
Но мне было не до раздумий и не до сожалений — я несомненно ослабил гигантского голема, но еще не убил его. Этот двуногий «пирог» наполненный ужасной начинкой мог натворить еще много бед, отрасти и встань он на ноги. Но я не собирался дать ему подняться — эта тварь ляжет здесь и больше никогда не поднимется!
Упокаивая верещащего шурда лишившегося большей части конечностей превратившихся в рваные лохмотья плоти, я смотрел вперед, на бьющуюся на груде битого камня чудовищную нежить. Смотрел с новым интересом — что-то слишком медленно оправляется не чувствующий боли мясной великан. Не играет ли в этом роли та часть выпитой мною силы из плоти некогда служивших ему частями тела? Запросто — с грохотом с тела великана начали отпадать плиты каменной брони, пульсирующая внутри плоть пыталась сжаться, одновременно исторгая из своего рваного чрева монструозных «младенцев» — ниргалов и чудом выживших шурдов. По граниту растекалась буро-красная густая лужа с обильными вкраплениями разбитых костей и комочков плоти. Живот голема расползался дальше — словно рваная тряпка. Похоже, огромная нежить «раскрылась» не специально, у нее попросту не хватило силы удерживаться все это внутри себя, не хватило мощи держать кое-как слепленные куски тел вместе.
Ниргалы вставали один за другим — некоторые скособоченные, один потерял ногу и бесстрастно сел, схватившись за арбалет. И тут… все случилось быстро… я еще не успел решить как поступить с шурдскими ниргалами, как за меня это решил исполинский голем попросту оттолкнувшись потерявшими форму руками и всей своей немыслимой массой обрушившись на союзников, прихлопнув их с хрустом и визгом сминающегося металла. Хлюпанье, чавканье, новые струи и брызги крови ударившие в разные стороны — в том числе и в меня, обильно покрыв мою грудь и живот густой красной жижей. Досталось мне прилично — ведь я не терял времени и продолжал бежать вперед, игнорируя мелкие куски «дышащей» плоти разбросанной там и сям.
Меня интересовал самый вкусный и жирный кусок…и в момент, когда нежить-великан с отвратным хрустом и чавканьем поглощал тела убитых союзников, вливая их силы и мясо в себя, я погрузил одну руку в глубокую трещину на каменном плече голема, почувствовал, как пальцы уткнулись в пульсирующую плоть.
— Пью до дна — выдохнул я, крепко стискивая пальцы.
От содрогающегося тела великана отлетали плиты каменной брони, со шлепками отпадали тяжелые шматы мяса — в некоторых угадывались безжалостно смятые тела шурдов целиком со странно изменившимися и словно бы разжеванными кем-то конечностями и головами. Мне было плевать — меня трясло в дикой агонии. В меня вливалась жизненная сила нескольких десятков живых существ разом! И это ни с чем несравнимое удовольствие!
Несколько мгновений я будто парил приподнявшись над землей и впитывал, впитывал в себя силу!
А когда приоткрыл глаза, то узрел лишь огромную кучу камня и плоти. Безжизненную кучу.
Рр-р-рах!
Сзади сработал метатель, по воздуху завизжали мелкие камни, пронесшись над двором поселения и обрушившись в ущелье, по пути снеся несколько десятков обезумевших птиц. Поселение продолжало жить и продолжало огрызаться на нападки врага.
Медленно повернув голову, я взглянул на противоположную сторону ущелья.
И встретился взглядом с взором седого священника в белой рясе. Мы неотрывно глядели друг на друга. Он и я. Расстояние между нами слишком велико, но я был уверен — отец Флатис смотрел только на меня и я его взор отнюдь не светился радостью. Его лицо бесстрастно… я уверен в этом… и его лицо грозно… в этом я уверен тоже…
Пульсирующая внутри тела старика жизненная сила похожа на едва-едва сдерживаемое ревущее пламя,… несмотря на спокойно опущенные вдоль тела руки и неподвижность, эмоции отца Флатиса просто бушуют.
Надо мной поднялся щит, и в него тут же ударила яростно кричащая птица, разбив себе голову, сломав крылья и умирающим комочком мяса упав на обильно покрытый кровью гранит. Прикрывший меня ниргал бесстрастно смотрел туда же куда и я — на отца Флатиса, на священника. Так же поступил и второй воин. Могу поспорить, что исходящую от старого священника угрозу почувствовал не только я.
Подняв лицо, я посмотрел на весеннее небо, коротко огляделся вокруг и усмехнулся.
Совсем чуть-чуть воображения и змеящееся ущелье легко превращается в узкую реку, а скальные гранитные стены преображаются в каменные берега.
Один берег закопчен дочерна волшебным пламенем, там дотлевают уголья оставшиеся от сожженных птиц, и неподвижно стоит там старик в белоснежном балахоне, с накинутым на плечи белым плащом. Суров и грозен взор его пронзительно синих глаз. Он чистое пламя, он опаляющее очищение, совсем как тот ад, что он однажды мне описал. Очищение через боль испепеления… истинный Искореняющий Ересь. На той стороне вылизанная беспощадным огнем чистота…
На другой же стороне серые «прибрежные» камни покрыты не копотью, а густой кровавой жижей, лениво стекающей к краю. Там распластаны изувеченные разорванные трупы, там змеятся вырванные кишки, и чавкает под ногами каша из мозгов. И здесь стою я, весь покрытый чужой и еще дымящейся кровью, попирая ногами останки мертвых. Здесь кровавая грязь, что с каждым новым моим шагом и деянием становится все гуще…
Как назвать это невольное противостояние чистоты и грязи?
Кровь и пламя…
Некоторое время я думал, что все позади. Думал, что я исцелен и фанатичному священнику больше нет нужды враждовать со мной. Но я ошибался. Нет… я обманывал сам себя, выдавая желаемое за действительное, в своем глупом стремлении вернуть те тяжелые, но в чем-то славные деньки, когда мы только-только начинали обустраиваться в своем новом доме и я еще ничего не знал… я хотел вернуть те времена, когда отец Флатис считал меня глупцом, невеждой и самодуром, но не враждовал со мной, а даже пытался чему-то научить.