Кровь и пот

Нурпеисов Абдижамил

— Не дам, не дам!.. — хрипло закричала она. — Рыбаки, не надо, не лейте кровь!.. Я пойду к ним, пойду… У вас дети, рыбаки-и!..

Рай догнал ее, схватил, зажал рот, потащил назад.

— Бей собак! Топчи! — взвизгнул Ожирай и кинулся на Рая. Сразу все заволокло пылью, заржали кони, брызгая пеной, потом все смолкло, только слышны были сухой треск дубин, надсадное дыхание, храп коней, топот копыт, глухие удары. Многие уже были вышиблены из седел, многие рыбаки сбиты в пыль. Бородатый наседал на Калена, старался достать дубиной. Кален увертывался, потом выбил у бородатого дубину, ударил пешней, но неловко, до головы не достал, попал

по плечу. Бородатый повалился на бок, запутался в стременах, захрипел.

Ожирай, как выбрал Рая, так и пробивался к нему сквозь пыль, но его били справа и слева, и он отвлекался. Один раз он уж было настиг его, замахнулся копьем, но тут из пыли выскочил какой-то рыбак с колом, ударил Ожирая, промахнулся, зацепил по ноге. Ожирай бросил поводья, схватил копье обеими руками, всадил в рыбака. Конь поскакал, рыбак волочился на копье, мотая головой и руками, Ожирая чуть не выдернуло из седла, он бросил копье, и опять сквозь пыль мелькнули отбивающийся от всадников Рай и рядом с ним Бобек. Ожирай завизжал, пробился сквозь толпу, хлеща своих и чужих, настиг Рая, ударил доиром по голове, и Рай упал. Ожирай схватил Бобек за волосы, гикнул, поскакал, увидел мельком, как наперерез ему бежит Кален с пешней, на ходу подтянул Бобек, бросил поперек седла. «Эй, эй! За мной!»— звал он своих. Джигиты повернули взмыленных коней, завопили от радости и с топотом понеслись за ним.

Кален побежал было за джигитами, во в пыли ничего уже не видел, остановился, задыхаясь от ярости, что он не верхом, воткнул пешню в землю и заматерился. Через минуту, пошатываясь, размазывая по лицу кровь, подбежал Рай, остановился, ухватился за Калена, шумно дыша, глядел на далеких уже всадников. Джигиты поднимались на Бел-Аран.

— Кален-ага, ай! — крикнул Рай и заплакал. — Будь проклята наша жизнь!..

XII

Судр Ахмет подъезжал к дому, где два месяца назад оставил жену и детей. Конь у него выглядел исправно. И сам он был умыт, свеж, все на нем было чистое, даже воротник рубашки был свежий. Сзади к седлу были привязаны два узла. Дом свой увидел он издалека и начал в нетерпении покрикивать, зовя жену и детей. Судр Ахмет торопился, но конь шел плохо — обленился на зеленых просторах джайляу, возле многолюдных белых юрт.

«Гм!.. — думал Судр Ахмет и сладко прижмуривался. — Баба!.. Это хорошо, что у меня баба. Всегда кто-то дома шебуршится… Гм… Джигит ездит по своим важным делам, а дома… Гм! Да!..»

И он покрикивал еще издали:

— Ау, жена! Дети!

Но кругом было тихо, заросшая камышом безмолвная стоянка пугала коня, он вздрагивал и настораживал уши. Судр Ахмету тоже стало страшно. «Как же так? — растерялся он. — Что ж это нет ни души вокруг?» Он подъехал к камышовой изгороди и приподнялся на стременах. Вытянув шею, он завопил со страхом:

— Ау, жена!

И из безмолвного дома с черными провалами пустых окон и двери тотчас глухо в коротко отозвалось: «У-у!.. А-а!..»

Судр Ахмет в ужасе раскрыл рот. Он всегда боялся пустующих зимовок и кладбищ в безлюдных степях. И вот теперь его дом глядел на него пустыми глазницами окон. Судр Ахмет почувствовал, что кто-то следит за ним из темноты дома…

Конь всхрапнул, Судр Ахмет взвизгнул, ударил коня, чуть не вылетел из седла и поскакал. Мороз продирал его по спине, торба, висевшая у седла, где-то выпала, но он ничего уже не помнил и не знал, сколько он скакал и куда.

От

непривычной бешеной скачки гнедой его скоро выдохся и стал останавливаться. Тогда Судр Ахмет немного оправился, с испугом поглядел назад и кругом, но никого не увидел. Зимовье его давно скрылось из глаз, и Судр Ахмет остановил коня! «Ойбай! Куда же это меня занесло?»— подумал он. Сдвинув войлочную шляпу на затылок, он вытер холодный пот, потом подоткнул под колени полы чапана, половчее устроился в седле и опять огляделся.

На востоке сквозь знойное марево бесконечной полосой тянулось море. Как всегда, при тихой безветренной погоде море серебрилось под солнцем. А впереди, на расстоянии овечьего перегона, виднелись дымки рыбачьего аула. Сердце Судр Ахмета сразу успокоилось. «Е, вон куда я заехал! Знал, куда ехать, вот сейчас рыбки попробую!»— подумал он весело, потом вспомнил недавний свой страх и захихикал.

По узкой козьей тропинке Судр Ахмет медленно спустился в низину. Степи будто и не бывало — вдоль дремотного тенистого склона Талдыбеке густо рос ивняк. По дну оврага, в тальнике, звенели и бормотали чистые пресноводные ключи. Вся балка заросла буйной зеленью. Особенно густо и сочно стояла трава вокруг родников. Полынь, осока и трутняк достигали колен всадника. Воздух в балке был прохладен и густ. «Богатейшее место эта Талдыбеке!»— думал Судр Ахмет, крутя головой и дыша свежей горечью полыни. Конь прихватывал на ходу траву и все норовил остановиться. Судр Ахмет понукал его, но не сердился.

В рыбачий аул Судр Ахмет въехал шагом, отпустив поводья. Он зорко поглядывал по сторонам, и на сердце у него становилось все веселее. Он видел котлы, вынесенные на двор, и думал, что это хорошо, котлы сейчас проветриваются, а потом в них будет что-нибудь вариться — мясо или рыба… Он видел на протянутых веревках вялившуюся, блестевшую рыбу, и во рту у него набиралась сладкая слюна.

Въезжая в аул, Судр Ахмет все раздумывал, к кому бы заехать насчет рыбки, как вдруг у самой дороги увидел единственную в ауле юрту, и сердце его екнуло. Сначало он увидел юрту, но тотчас заметил и верблюжонка возле юрты, и тут же все понял. «О верблюдица, скотище родное!.. — останавливая коня, подумал он. — Разрешилась, значит, почтенная!»

Возле дома возились в пыли ребятишки — мальчик и девочка, — Судр Ахмет поглядел и на них, сморщился, глаза его защипало, хотел позвать их и не мог, застрял в горле комок, в носу стало мокро, и, свесившись с коня, он только высморкался.

Скоро сидел уже Судр Ахмет в своей юрте на самом почетном месте, дети елозили у него по коленям, он их щекотал и весело поглядывал на жену.

— Так, та-ак… Переехала, значит. Это ты хорошо придумала.

— Да уж не знаю, — хорошо ли, плохо ли, а только переехала.

— А я что говорю? Правильно сделала. Ведь я, Бибижгмал, ведь я-то знал все заранее, когда уезжал… Уезжал, а сам сразу и подумал: обязательно к рыбакам переедет! А теперь вот и верблюдица разрешилась… Гм!..

— Слава богу, дожили! И ребятки рыбой отъелись.

— Во-во! А что, моя баба — хуже других, что ли! Или она прокаженная? Не знает она своей выгоды? Хи-хи!.. Ау, жена! Ты только с домашним хозяйством управляйся, а со всем остальным я сам управлюсь. Вот увидишь, жена, ты еще у меня разбогатеешь! Почтенный муж твой — большой человек! Скоро у меня будет… Где же это у меня пестрый курджун, а? — спохватился вдруг Судр Ахмет, пошаривая руками возле себя и оглядываясь.