Кровь и туман
Шрифт:
– Ну как кофе, коротышка? – спрашивает Бен.
– Далеко не карамельный латте, – отвечаю я, не отрывая взгляд от пейзажа за окном.
В скольких из тех, кого я знаю, я уверена?
– Коротышка? – смеясь, уточняет Вениамин. – Дрон, ты себя-то в зеркале когда последний раз видел? От горшка два вер…
– ДЕДУШКА!
Я упускаю шикарную возможность издеваться над Беном до конца его дней и вместо этого говорю:
– Я кое-что забыла в палате.
Ставлю стаканчик с кофе на подоконник. Слишком близко к краю; стаканчик падает
Бен привстаёт со своего стула, обеспокоенно глядя на меня.
– Компания мне не нужна. С Эдзе я справлюсь.
Похоже, я в принципе единственная, кто может с ним сладить.
Выхожу в коридор и, проходя половину обратного пути, замечаю тех, о ком говорил Бен. Лия, Даня и Артур. Все трое заняли скамейки, хаотично растянувшись на них: Артур занимает одну полностью, но так как скамейка слишком маленькая, чтобы уместить на себе всё его тело, ноги парня, вытянутые вперёд, мешают проходящим мимо; Лия с Даней сидят на другой – Лия положила голову Дане на плечо, а тот откинулся затылком на стену позади. Все трое выглядят не лучше меня. Я вижу, что Данина правая рука покоится на животе в специальной повязке через голову.
Они спят, и только поэтому мне удаётся проскочить в палату незамеченной. Правда, Эдзе уже не один.
– Лукас, – говорю я, замирая на месте. – Привет.
– Здравствуй, – кивком приветствует Лукас.
– Есть разговор, – я обращаюсь к Эдзе. – На другую тему, – сразу добавляю, чтобы его не спугнуть.
– Отец, мне выйти?
Ох, Лукас! Покорный, привязанный к отцу настолько сильно, насколько Шиго, его младшая сестра, того же отца ненавидит.
Лукас тянется к Эдзе. И это видно кому угодно, кроме Эдзе.
– Зависит от Славы, – Эдзе, приподнимая одну бровь, переводит взгляд на меня. – О чём разговор, красавица?
– О месте, откуда вы родом. Как я понимаю, вы там больше не живёте. Есть причины?
Лицо Эдзе меняется в секунду. Более искреннего удивления мне ещё не удавалось встретить.
– Неожиданно, – растерянно произносит он. – Допустим, я родился и вырос, а также благополучно сбежал, когда понял, что всё вокруг ни что иное, как утопия, из Проклятых земель.
– Гнори приходили к вам, верно? Они хотели захватить Проклятые земли.
Эдзе напрягается. В одно движение он спускает ноги с кровати и оказывается в вертикальном положении. Но ко мне не подходит, словно оставляя расстояние для манёвра.
– Однако, насколько мне известно, Проклятые земли всё ещё заселены, – продолжаю я. – Значит, местным жителям удалось договориться с колонизаторами? А вы говорили, прогнать их нельзя, только убить!
– Потому что вариант, который выбрали народы Проклятых земель, вам не подойдёт.
– Почему?
– Вы, люди, слишком честные. И бесхребетные.
– Так что вы сделали? – не унимаюсь я.
– Мы предложили им более выгодную добычу, позволив использовать Проклятые земли как проходной пункт
– В чужой крови, – напоминаю я.
– Разве есть разница?
Для него – может и нет. Но ведь у медали две стороны. А потому, могу поклясться, те, к кому Эдзе направил гнори, были бы с ним ох как не согласны…
… если бы были живы.
***
Через несколько часов меня выписывают и разрешают вернуться в штаб. Бен предлагает открыть портал, но я хочу пройтись по городу.
То, что я вижу на улицах, разрывает мою душу.
Всё по-прежнему и одновременно с этим ничто не осталось таким же. Это странный парадокс. Я смотрю на прохожих, на здания, на небо и осознаю, как потускнели краски, которым я раньше не придавала значения.
– Скольких не стало? – спрашиваю я у Дани.
Он мрачно глядит на меня. Тяжестью тонны бетонных плит на меня обрушивается осознание собственных слов.
“Скольких не стало?” Серьёзно, Романова?
– Прости, – вздыхаю я и кладу ладонь Дане на плечо. – Прости, пожалуйста, я…
Зато теперь, разумеется, ни единого нужного словечка на языке не вертится!
– Я не уверен насчёт точных цифр, но всего около полусотни: и стражей, и людей, и наших сторонников.
Самому Дане тоже досталось. Не знаю, как это произошло, но кости его правой руки расщепило на мелкие части. Клятва, конечно, помогла, и за сутки излечила открытые раны, но заново сделать из осколков целостную форму ей удалось не до конца. Временно Дане необходимо носить повязку, фиксирующую руку на весу, но это едва ли сможет вернуть полную двигательную способность его пальцам.
– Самое ужасное наступило ночью после битвы, – продолжает Даня. – Пришли гнори. Мы слышали крики, слышали шелест крыльев перитонов, но были настолько уставшими, что… – Даня притормаживает. Трёт глаза здоровой рукой. – Нам было всё равно, если честно. Конечно, защитники выдвинулись, чтобы попытаться им противостоять, но я не думаю, что кто-то действительно выложился в полную силу.
– Не удивительно.
– Да, – Даня снова смотрит на меня. – Нам с двумя врагами сразу не справиться, Слав. Никак.
Он надрывно вздыхает. Я обнимаю его раньше, чем показывается слеза. От Дани больше не пахнет краской. Я боюсь больше никогда не услышать этот запах.
– И папа умер, – всхлипывает Даня.
Прохожие смотрят на нас по всякому: с пониманием, со злостью, со страхом. Артур и Лия, идущие впереди, оборачиваются. Бен плетётся где-то сзади. Он отстал, чтобы позвонить Марку, но теперь я слышу скрип его армейских ботинок по свежему снегу.
Нужно ловить момент. Сейчас рядом со мной люди, которых я люблю и которым доверяю, а завтра всё может перевернуться с ног на голову, и я останусь совершенно одна.