Кровь ниори

Минич Людмила

– Хозяин говорит, что не видел, как ты выходил сегодня утром. И входил тоже, – уточнил он.

– Зато я его видал… сегодня утром, – процедил Леки, не понимая, к чему южанин клонит.

– Нет, – решительно сказал Дэйи, – ни его, ни меня. Никого.

Он снова умолк и прошелся по комнатке. Теперь Леки не пришлось долго ждать продолжения.

– Ничего бы не случилось, если бы хозяин постоялого двора в вашей Кобе не указал мне твой дом. Я не знаю ни одного, кого бы такой дар сделал счастливым, но знаю некоторых… что проклинали его. Теперь, однако, поздно сожалеть.

Он посмотрел на Леки, не уразумевшего ни единого слова, и продолжил:

– Я сегодня действительно ходил на площадь и долго стоял возле тех самых ворот. И не только там.

Я прождал весь день, но никто не пришел. И это очень беспокоит меня. – Леки взвился на постели, но южанин поднял руку, успокаивая его. – То, что ты видел и описал так хорошо, все это было. Да, было. Но две весны назад. Тогда был пятый день этого самого цикла. Как сегодня. – Леки обессиленно упал на свой тюфяк. – Две весны назад… – повторил он задумчиво. – Слишком давно и стерто временем. Но не памятью, – добавил он почему-то очень тихо и мягко, прикрыв на мгновенье глаза, – я хорошо помню тот день. Точно так, как ты описал.

Он смолк, но не замкнулся, как обычно. Посматривал то и дело на Леки, давая, видимо, ему время прийти в себя. Наконец тот обрел дар речи.

– Это был сон? Не может быть, чтобы это был сон! – почти прокричал он.

– Это не сон, – проговорил его спутник. – Просто ты видел моими глазами. И видел ты то, что давно минуло. Два года я не возвращался в Эгрос.

– Погоди, – ухватился Леки за последнее слово, – но Эгрос… Я сначала гулял по Эгросу… Я же помню!..

– Послушай, ты не выходил из этой комнаты, и хозяин подтвердил это. Он сына При мне расспросил и жену, они тоже тебя не заметили. Ясно? А ты… увидел Эгрос таким, каким знаю его я. Каким я видел его двумя веснами раньше, и еще, много лет назад, и… много раз. Только… – Он запнулся. – Видел ты моими глазами, а смотрел своими. Понимаешь? Твой разум ворвался в мою память. Потом, когда ты привыкнешь и научишься управлять своими видениями, все это не будет путаться в твоей голове.

– Но, – уцепился Леки за последний несжатый колосок пеллита, – я видел тебя! Но ведь не мог же я… и тебя, и твоими глазами!

– Ты потом поймешь. Видеть моими глазами – не значит видеть то же, что я. Просто мы так говорим. Ты не стал мной, я лишь оказался твоим проводником. Это было мое место, мое время. Моя память. Часть моей жизни. – Он снова замолк на короткое время, подбирая слова. – Представь себе поток. Ты никогда не видел горной реки? – Леки отрицательно покачал головой. – Представь: потоки воды несутся с гор, поднимая со дна песок и камни. Ревущий поток подхватывает их, и они плывут вместе с ним… некоторое время, пока их не вынесет куда-нибудь. А потом все повторяется вновь, но уже с другим потоком, в другой воде. В другой жизни. Такая песчинка, камешек – это ты. Поток, – в сгустившемся сумраке он сделал широкий жест, насколько позволяла тесная клетушка, – это все, что вокруг. Им может стать любой. Я, наш хозяин, благородный тэб, которого мы доставили вчера во дворец, кто угодно. Понятно?

Леки отрицательно покачал головой.

– А сны, – отважился спросить он, – то, что я видел во сне… ну, про тебя… Эти люди, солдаты, засада… Это тоже…

– Подобных историй случалось немало. Жизнь длинная. Я не помню этого случая. Но сон твой – то же самое. Хотя не всем, кто обладает твоим даром, нужен сон, чтобы видеть.

– Есть и другие…

– Их очень мало. Очень редкая способность. И советую тебе пока никому не рассказывать об этом. Ни слова. Так будет лучше.

– Что я, безумный совсем? Да меня засмеют, будут пальцами показывать на каждом шагу. Да…

– Да, может быть. А может, – и в голосе его зазвучал металл, – объявят колдуном и возненавидят. Будут бояться. Быть может, презирать. А если уж совсем не повезет – убьют или казнят.

– Что же мне теперь делать? – как-то очень по-детски спросил Леки.

Он чувствовал, что голос его предательски дрожит, но даже усилием воли ничего не мог с ним поделать. С него на сегодня достаточно. Обретенный дар совсем не радовал. Наоборот, что за прок в чью-то жизнь

по уши нырять, если он и со своей-то не знает, что делать? Да и внутри все-таки копошились смутные сомненья: от этого южанина всего можно ожидать. А что, если на самом деле все так и было, как Леки видел? Что, если южанин сегодня и вправду с незнакомцем говорил? Что, если так он хочет свои делишки от Леки укрыть? Но ведь он помнил и другие сны, в которых была и мать его, и тэб Тандоорт… Да и его всегдашняя рассудительность услужливо подсказывала: не похожа вся эта суета на Дэйи, да и не стоит эта история трудностей таких-то, придумок бредовых. Но разум еще сопротивлялся, верить не хотелось. И говорить больше тоже не хотелось.

Южанин, как всегда, читая мысли Леки, не стал зажигать светильник, хотя тьма уже всерьез сгустилась над Эгросом. Может, ему тоже не хотелось говорить. Он и так за сегодняшний вечер больше наговорил, чем за все дни знакомства. К тому же Леки показалось, что обычно бесстрастный спутник встревожен. Он так и не разделся и не лег. В темноте Леки видел его силуэт, откинувшийся к деревянной стене подле лежанки и замерший там. «Долго стоял возле тех ворот…» – вспомнились Леки его слова. «Никто не пришел… Очень беспокоит меня…» Видно, темноглазый незнакомец должен был принести какую-то важную весть, но что-то ему помешало. И теперь Дэйи не знал, что делать дальше. Похоже на то.

Сам Леки никак не мог уснуть, то успокаивался, то снова испытывал страх. А то даже и гордость. Еще бы, ведь он не такой, как все. Особенный. Он и раньше это знал, он это чувствовал. Только вот не знал что. Он может видеть глазами других людей! Свыкнуться с этим даром, приручить – и, как знать, может, ему удастся чужими глазами увидать все, что захочет. Все видеть, все ведать… Столбняк прошел, холодок из спины и противная дрожь тоже куда-то улетучились, и эта мысль начала ему даже нравиться. Леки опять принялся вспоминать в подробностях все то, что случилось с ним сегодня.

Он вспомнил, как проснулся, но как оделся и на улицу выбежал – это он с большим трудом припоминал, все было словно в тумане, словно во сне. Да! Точно, как во сне, как в одном из тех снов, что приходили к нему в последние ночи. Только те сны не были такими длинными и красочными, и он помнил, как после них просыпался. Он отлично вспомнил, как на той злосчастной площади очутился, как будто не он туда шел, а ноги сами его несли. А вот людей, с которыми на улице сталкивался, их лиц представить себе не мог. Даже того крестьянина, что вроде обругал его, когда Леки за южанином следил. Даже ту молодую даму, на которую так нагло загляделся на улице, забыл. Они будто расплывались, подернутые туманной завесой. А этот незнакомец со светлыми волосами ведь почти прямо на Леки смотрел! И в то же время точно сквозь… И дама тоже… Хоть, если подумать, тот незнакомец с Дэйи якшался, а Дэйи посмотреть сквозь Леки – что Дунуть или плюнуть, то есть не так уж это и удивительно. Но вот как ноги его обратно принесли, с базарной площади прямиком в комнатенку, он никак не мог припомнить. Да и День-то какой выдался, вдруг сообразил Леки, день-то какой пасмурный и холодный! А ведь утром казалось, что наконец-то по-весеннему тепло и ясно будет. Нет, это был не сон, никак не сон, но и не явь.

Прикидывая так и этак, он незаметно для себя погрузился в дрему, а когда открыл глаза, то увидал, что настал уже новый день и он обещал быть по-весеннему теплым и ясным. Сквозь оконце на скате крыши снова ярко светило солнце.

Дэйи, видать, только его пробуждения и ждал. Он взглянул на Леки, вроде лишь краем глаза, но, похоже, остался доволен, потому что сразу начал собираться.

– Мне нужен еще один день, – сказал он, даже не оборачиваясь в сторону Леки, прилаживая свою перевязь чуть ниже пояса. – Ты быстро пришел в себя. Это хорошо. Но я не советую тебе выходить пока в город одному. Всякое может случиться, – сказал он и наконец повернулся к Леки. – Тебе лучше не выходить сегодня, пока я не вернусь, – вновь повторил он.