Кровь слепа

Уилсон Роберт Чарльз

— Это друг семьи по имени Мустафа Баракат. Заправляет в нескольких туристических агентствах в Фесе, где и появился на свет в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году и прожил всю свою жизнь.

— А что он делает в доме у Якоба?

— Гостит. Как гостил иногда и раньше, но с тех пор, как иностранные и марокканские спецслужбы заинтересовались личностью Якоба, это первый визит к нему Бараката.

— Мы эту личность проверим, — бросил Родни угрожающим тоном.

— Сейчас она побеседует

с вами, — сказал Рамирес, обращаясь к двум офицерам из отдела по борьбе с преступлениями против детей, ожидавшим в коридоре возле директорского кабинета.

— А почему она так противилась? — спросил тот, что помоложе.

— Ее уже допрашивала полиция, — отвечал Рамирес, — почему и состоялось наше знакомство. Ее подозревали, вернее, я подозревал в убийстве мужа, Рауля Хименеса.

— А Фалькон не подозревал? — спросил инспектор Тирадо, старший из двух офицеров ОБПД. — Потому она и хочет говорить только с ним?

— Они в близких отношениях, — сказал Рамирес, жестом пресекая дальнейшее развитие этой темы.

— Но мужа она не убивала? Или убила? — спросил молодой с некоторым беспокойством.

— Занимайтесь своим делом, черт побери, и не отвлекайтесь, — сказал Рамирес, не отвечая на вопрос. — Сконцентрируйте свои усилия на пропавшем ребенке и не спешите с обобщениями. Придерживайтесь очевидных фактов, а в прошлое заглянете потом… потихоньку и с осторожностью.

— Но мы так не работаем! — возразил молодой.

— Знаю. Потому и предупреждаю вас, что если станете копаться в ее личной жизни, деловых связях, изучать ее семейный альбом до того, как завоюете полное ее доверие, то она замкнется, как раковина, и станет ожидать приезда Фалькона.

— А когда он приедет?

— Не знаю. Возможно, вечером, часов в десять-одиннадцать.

— Я слышал, что мальчика она в последний раз видела у входа в лавку севильского футбольного клуба, — сказал Тирадо. — Как известно, камеры наружного наблюдения там нет, поэтому трудно будет выяснить, сам ли мальчик ушел оттуда и заблудился или его похитили. А как вам самому кажется, Хосе Луис? Что могло случиться?

— Сомнительно, чтобы мальчик сам ушел и заблудился, — сказал Рамирес. — Вам с ней придется нелегко. Она женщина непростая.

— Мне и с простыми-то непросто приходится, — заметил молодой, устремляя взгляд куда-то в глубь коридора.

Рамирес мысленно помянул Деву Марию.

— Придерживайтесь очевидных фактов. И не спешите с обобщениями, — как мантру, повторил он. — Возможно, нам все равно придется дожидаться Фалькона.

— Это почему?

— Потому что Фалькон сейчас мешает сразу в нескольких котлах, а кое-где там на донышке понабралось всякой дряни.

Они распахнули дверь в кабинет, и сразу же до них донесся возмущенный громкий голос Консуэло:

— Как это «нет камеры наружного наблюдения»? Как такое возможно? Вот в Англии, говорят, эти камеры повсюду понатыканы, на

любом перекрестке, даже в самой глухомани!

— Но мы не Англия! — сказал директор. Он сочувствовал Консуэло, но при этом сдерживал раздражение от ее непонятливости.

— Но если не через камеру, то как-то вы все-таки можете…

— Добрый день, сеньора Хименес. Я старший инспектор Тирадо, — сказал старший из офицеров ОБПД, входя в кабинет. — Мы представляем отдел по борьбе с преступлениями против детей и, разумеется, располагаем многими возможностями. Мы проверим все заснятое на камерах торгового центра, как внутри, так и снаружи. Как вы знаете, камеры установлены и в центральной части сооружения, и весьма вероятно, что угол обзора охватывает и стадион, и магазин севильского клуба. Полицейские уже опрашивают возможных свидетелей и около магазина, и около стадиона. Я думаю, что очень скоро мы выясним, что случилось с вашим сыном Дарио.

Консуэло встала и пожала руку офицеру.

В 18.00 Фалькон еще был на пути в Хитроу. Дуглас Гамильтон пообещал ему задержать рейс, но Фалькон не слишком на это надеялся — вряд ли он расположил к себе Гамильтона настолько, чтобы тот ради него так расстарался. Несмотря на нелюбезный прием, ему оказанный, Фалькон чувствовал облегчение. Якоб был с ним откровенен. Они снова действовали вместе и сообща, а это стоило несговорчивости, проявленной Фальконом в беседе с англичанами. Правда, неуклонность и беспощадность МИБГ, когда он вспоминал о ней, рождала у него тревожные предчувствия, но он успокаивал себя мыслью о хорошей выучке охранников Файзаля Сауди.

Он машинально включил мобильник, и тот сразу же взорвался сообщениями и пропущенными вызовами. Он заглянул в адреса. Двенадцать посланий от Консуэло. Он откинулся на спинку кресла. «Ягуар» мчался вдоль эстакады на Грейт-Вест-роуд, мимо высотных офисных зданий. Он чувствовал усталость и окостенелость в спине и шее, что не мешало ему с удовольствием ощущать груз непрочтенных посланий. Радостное предвкушение вызывало улыбку: Хавьер Фалькон, кажется, заделался романтиком? Кто бы мог подумать. Передернув плечами, он открыл первое послание.

Дарио пропал. Помоги.

Он прокрутил остальные, каждый раз надеясь, что с паникой поторопились, что в конце концов прочтет: «Дарио нашелся. Вечером жду». Вместо этого выстраивалась неутешительная цепочка событий, а последнее сообщение гласило: «Где ты? Ты нужен мне здесь!» Отправлено это было в 17.08. От ужасных предположений, зашевелившихся в нем, его обдавало холодом.

Рамирес все еще слонялся по коридору в ожидании новостей из директорского кабинета, когда в телефоне он услышал голос Фалькона. Рамирес быстро ввел его в курс дела и сказал, что с Консуэло в данную минуту беседуют офицеры ОБПД.