Кровь ворона
Шрифт:
— Нет, не до смерти, — сообщил сидящий у колеса второй телеги Явор. — Тело человеческое для птицы велико, ей его не занять. Оттого много старого, людского завсегда остается. Оно вскорости верх и берет, а птичье в глубину уходит. Однако же память новая остается. Токмо маленько размывается.
— Так он исцелится?
— Да.
— Вот видишь, боярин, не бойся. На, еще покушай… — Желана протянула ему другой пирог.
— Садись к столу, волхв. Пива попей, пирогов весяковских попробуй, — предложил Олег.
— Благодарствую, но вне святилища хмельного мы не пригубляем, —
— Ну, так пирогов поешь!
— Сыт я, спасибо.
— Не едите, не пьете, — усмехнулся Середин. — Удобные слуги у великого Святовита. Много вас таких?
— В святилище на Руяне завсегда три сотни воинов стражу дела небесного несут. Кто на острове, кто окрест. Коли кто гибнет, тут же волхвы новому стражнику из отроков бреют голову, знак Святовита наносят и бердыш вручают, а в стену детинца нашего гвоздь серебряный вбивают. С мой рост уже гвоздей набито, поутру стена светится, ако само Ярило.
— А коли не на острове воин погиб? Ну, там, в походе дальнем. Тогда как?
— Волхвы новому стражнику бердыш вручают… — Воин повернул голову и чуть усмехнулся, отвечая на невысказанный вопрос: — Боги видят всё. Поэтому волхвам всегда ведомо, коли из стражи кто живота лишился.
— Боги мудры, — не стал спорить Середин.
— Мы рядом с тобой на ночлег устроимся, колдун, коли уж следопыт наш телегу твою приглядел. Не против?
— Поляна общая, — пожал плечами Олег. Отряды охотников за сокровищами один за другим втягивались на поляну, расседлывали коней, отводили на край прогалины, разбивали лагерь. На глаз людей и вправду показалось меньше, чем было у святилища, но всё равно набиралось никак не меньше двадцати пяти сотен. Сила. Если конечно, из-за чужого добра меж собой передраться не успеют, да под корень друг друга не изведут. Всякое бывает…
Начало смеркаться. Ведун пощупал ножны поясного набора, натер салом ножи, клинок сабли, всё убрал. Девицы расстелили один из ковров под телегой — не дом, конечно, но всё крыша, коли дождь накрапывать начнет, да и просто от росы неплохо спасает. Накрылись все вместе медвежьей шкурой. Желана даже боярина Чеслава позвала, но тот не ответил.
После долгого дня Олег провалился в сон почти мгновенно. И сразу оказался в огромном зале падишахского дворца: со стрельчатыми окнами и дверьми, охранниками в пышных тюрбанах с изумрудами на лбу. На мраморном полу танцевали невольницы в газовых прозрачных шароварах и вуалях, закрывающих лица чуть ниже подбородка. Из распахнутых окон веяло нестерпимым жаром — а по всему залу вдобавок стояли жаровни, в которых исходили голубоватыми огоньками угли.
— Зачем они здесь? — попытался спросить Олег, но, как это бывает во сне, язык ему не повиновался, из груди не удалось выдавить ни звука. Тогда Середин попытался указать на ближнюю жаровню рукой, но случайно попал запястьем в пламя, чугь не закричал от боли — и проснулся.
Кожа под серебряным крестиком горела так, словно он и вправду попал ею в огонь. Все вокруг спали, кроме…
Ведун схватил саблю, что всегда ночевала рядом с ним, выкатился из-под телеги и поднялся навстречу позднему путнику:
— Ты
— Стой, кто идет?!
Из-за тучи выглянула луна, и странный гость вскинул лицо к свету. Середин тут же узнал остроносого ратника, с которым чуток поспорил вечером… Но на вечернего ратника крест не реагировал как на колдовское создание.
— Стой, говорю! Чего надо? Чего ты тут бродишь?!
— Уа-и там? — с зевком поднялся с травы Явор, что завернулся в какую-то накидку у задка телеги. Зашевелились и другие ратники, отдыхавшие неподалеку.
— Гость у нас, братцы. Не знаю, откуда. — Ратник, почти уткнувшись грудью в кончик сабли, наконец остановился.
— Кто? Кто еще? Откуда?
Некоторые кладоискатели просто уселись на своих походных ложах, некоторые поднялись, а храмовый воин подошел ближе.
— Это же воин из рязанской дружины! Чего ты на него взъелся, друже?
— Я… — Олег помолчал немного, думая о том, выдавать ли свой маленький секрет, но решил оставить его пока при себе. — Почему он молчит. Ты чего не откликаешься? А, служивый? Звать тебя хоть как?
Ратник продолжал стоять молча.
— Немой, что ли? Ну, Явор, и как это понимать?
— Может, ему до ветра охота, и он слово сказать боится, чтобы не расплескать… — Ратники вокруг засмеялись. — Ладно, отпусти его.
Тут луна, ненадолго скрывшаяся в дымке, вновь залила поляну желтизной, и Олег даже вздрогнул от неожиданности:
— Явор, если это рязанец, тогда вон там кто? — Он указал на остроносого ратника, сидящего на войлочной подстилке.
Гость тоже обернулся, гневно зашипел — в воздухе вытянулось длинное тело, и голова так ничего и не понявшего парнишки исчезла в черной пасти.
— Это минди!!! — Волхв прыгнул к телеге, а змея подземного владыки вскинула голову на высоту второго этажа и резко обрушилась вниз.
Олег подставил щит, однако от страшного удара всё равно отлетел от повозки, больно ударившись о боковую жердь, выставил саблю — но вернувшаяся к истинному облику змея уже кидалась на внешне беззащитного Явора. Однако всякий раз перед распахнутой ее пастью оказывался выставленный бердыш. Края пасти резались о широкое лезвие, и всё же нежить упрямо продолжала свои атаки. Ведун устремился на помощь — в воздухе свистнул хвост чудища, хлестко врезался в щит, и Середин покатился с ног.
Ратники повскакивали на ноги, расхватали мечи и копья, подступили к минди со всех сторон, кромсая длинное толстое тело. Сталь оставляла на коже змеи длинные порезы, пронзала ее, как глиняную фигурку, но только злила незваную нежить. Ответные удары оказались куда страшнее. То и дело удар сильного хвоста отбрасывал кого-то из людей, а пасть вцеплялась в чьи-то тела и откусывала головы.
— Даромила, куртку! Куртку мою тащи! — Олег тоже успел пару раз достать тварь клинком и тут же понял, что это бесполезно: из ран ничего не текло. Всё равно что дерево колоть.