Кровь за кровь
Шрифт:
Утомительно тянулись минуты ожидания, и Марина нервно ерзала на заднем сиденье, пытаясь думать о чем — нибудь другом, но мысли все время возвращались и вертелись только вокруг одной темы: сможет ли полковник убедить прокурора в невиновности Виктора или нет… Разум и интуиция убеждали ее, что все будет хорошо, и только хорошо, иначе и жизнь теряет всякий смысл. Но какой-то внутренний голос, а может быть, и не внутренний, а голос извне, нашептывал и нашептывал, испытывая какое-то наслаждение: «Ничего не жди хорошего! Нет справедливости на земле! Разве может человек сознаться в том, что он совершил ошибку? Никогда!.. Никогда-а-а…» Марина вздрогнула и посмотрела на Юрия Александровича.
— Никогда не поверю, что человека могут наказать несправедливо и оставят ошибку без исправления… Поверь, Марина, все
Прошло более часа, а полковник с Сенцовым все не выходили — значит, никак не могут убедить прокурора? Не успела Марина подумать об этом, как дверь прокуратуры распахнулась, и на пороге показался капитан Сенцов. Его лицо светилось радостью и как бы говорило: «Ну что? Я же был уверен, что все будет хорошо!» Капитан открыл дверцу машины, сел и коротко сказал:
— Завтра Виктор будет дома.
— Правда? — закричала Марина и бросилась его обнимать.
— Ну, что вы… что вы… — шутливо отбивался Сенцов. — Я-то здесь при чем? Это же Виктор такой!
— Спасибо вам! — просто сказал Юрий. — Виктор, Виктор, но ведь только благодаря вам все стало на свои места!
— На суде тоже бы разобрались! — заверил капитан.
— И я в этом уверен, но…
— Но Виктор сидел бы в тюрьме! — Глаза Марины блестели и от радости, и от переживаний.
— Ладно, все позади… Поехали.
— А полковник? — спросила Марина.
— А полковник… Он здесь остался. — Сенцов улыбнулся. — Они вместе воевали… — А потом грустно добавил: — Вместе… с моим отцом…
С тех пор как Виктор получил записку от Жоры-Клина, своего неожиданного покровителя, все в камере переменилось: многие стали заискивать перед Виктором, чего ему совсем не хотелось, а Кешка во всем стал советоваться с ним и ставил в известность обо всех «мероприятиях». Все это весьма удивляло Виктора и было непонятно: каким образом кто-либо из взятых под стражу мог влиять на жизнь своих коллег по несчастью… Вскоре его сосед по нарам, Юрий, рассказал про один ужасный случай, произошедший месяца за три до того, как в камеру пришел Виктор: в камеру привели одного пожилого толстого мужчину, который молча сторонился всех и старался быть незаметным. Но однажды поступила записка, в которой интересовались человеком, по описанию очень походившим на этого молчуна. Ночью проверили одну характерную особенность, о которой указывалось в записке: он спал на спине, а рот всегда был открытым… На записку ответили, а через несколько дней этого мужчину нашли удушенным веревкой, сплетенной из оторванных полос матрасовки, его же матрасовки. Причем все было сделано так, что создавалось полное впечатление, что он сам повесился…
— А может быть, он действительно повесился? — предположил Виктор.
— Экспертиза к этому и пришла, — усмехнулся Юрий, — но я-то кое-что видел… Правда, было уже поздно. Спросишь, почему молчал? Сам не хотел оказаться на его месте… Всех таскали, допрашивали, но никто ничего не видел и не слышал! Многих из камеры «дернули», а некоторых оставили.
— Да-а! — Виктор покачал головой. Многое ему стало понятно из того, что творилось в камере: тюрьма является своеобразным государством, в котором существуют неписаные законы, нарушение которых карается без всяких судов и следствий. По всей вероятности, здесь учтен опыт старых рецидивистов. И на вооружение взято только то, что может служить устрашением для малодушных людей, особенно для тех, кто оказался здесь случайно и не является преступником в полном смысле этого слова, но в силу закона и обстоятельств должен отвечать за свои преступные действия. Виктор прекрасно понимал, что закон направляет человека, совершившего преступление, в тюрьму для того, чтобы дать понять оступившемуся человеку, насколько прекрасны такие понятия, как свобода, близость родных людей, хорошая пища, вольный воздух и просто запахи — цветов, духов, женщин… Чтобы человек, прошедший все это, навсегда запомнил эти лишения и никогда не покушался на преступления. И в то же время настоящие преступники вводили такие порядки в местах заключения, что часто слабые, но честные люди, случайно оказавшиеся в неволе, становились сознательными
«Здравствуй, моя дорогая Мариша! В силу любезности этого человека, мне удалось написать тебе несколько строк, которые, есть надежда, попадут в твои руки! Милая, хорошая моя, как мне трудно без тебя, и я с ужасом думаю, как трудно тебе! Я помню твои слова, что все кончится хорошо! Как хочется, чтобы наконец пришло все к какому-нибудь концу, сразу стало бы легче. Ибо самое противное — неопределенность! Я все время думаю о тебе, а времени, как ты понимаешь, для этого здесь вполне достаточно…
Люблю, верю, надеюсь! Всегда твой, Вит!»
Вернувшись от следователя, Виктор обо всем рассказал Юрию, и тот завистливо проговорил:
— Везет же человеку: несколько дней пробыл в камере, а уже дело окончилось, свиданку получил! Да и «окрестят» скоро!
— Ничего, и тебе повезет! — Виктор хотел, чтобы всем было хорошо в этот день. На радостях он устроил «пир» и за ужином многих угостил своими припасами. Затем улегся на свои нары и предался радужным мечтам, стараясь вызвать перед глазами любимый образ Марины…
На следующий день, сразу же после обеда, из «кормушки» донеслось:
— Быстровский — с вещами!
Все мгновенно посмотрели на Виктора, этот возглас означал, что сюда он больше не вернется.
— Ничего не понимаю. — Виктор пожал плечами и подошел к двери. — С вещами? — переспросил он дежурного.
— Не расслышал, что ли? — дружелюбно спросил молодой лейтенант. — С вещами!
— Суд, наверно, перенесли! — предположил Юрий.
— Но почему «с вещами»? У него же суд явно не один день будет идти! — возразил Саша Муромец.
— А может, просто в другую камеру? — предложил свою версию Кешка.
Виктор ничего не ответил и продолжал собирать свои вещи, теряясь в догадках. Затем протянул Юрию оставшиеся несколько печений и конфет-карамелек.
— Это тебе!
Юрий молча взял, но потом сказал:
— Увидимся ли мы когда-нибудь?
— Будешь на воле и не забудешь — найдешь! — ответил Виктор. — Это передай через «баландера» Жоре — Клину. — Виктор отдал оставшуюся пачку сигарет, взял в руки матрасовку со своими вещами и пошел к дверям. — Не поминайте лихом! — бросил он на прощание всем обитателям камеры. Его повели по коридорам и лестницам, а по дороге молодой лейтенант похлопал его по спине.
— Счастливый ты, парень!
— Очень! — усмехнулся Виктор.
— Да я не шучу! Освобождаешься ты.
— Правда?! — воскликнул Виктор и тут же подозрительно посмотрел на него, но лейтенант смотрел на него открытыми глазами и улыбался. И неожиданно Виктор понял, что этот молодой лейтенант не обманывал его: он действительно освобожден! Освобожден?! Это значит, что он уже не вернется в камеру, ни в какую камеру! Перестанет все время быть настороже, перестанет опасаться быть «съеденным» окружающими. Он снова увидит свободное небо, не в клеточку, а чистое и синее, сможет пойти в любое место и главное, что сможет сделать: увидеть Марину! Свою милую, ласковую и самую прекрасную жену на свете! И все-таки до того момента, пока ему не вручили его личные вещи, он не до конца верил в этот счастливый вызов из камеры! Но вот вещи получены, документы тоже, расписался в какой-то бумаге… и он выходит на улицу, где чуть не сталкивается с Мариной, которая уже около часа дожидалась его у входа. Несколько минут они молча смотрели друг на друга. Марина с большим трудом сдерживала слезы. Бросилась к нему на шею, прижала к груди и стала целовать его губы, глаза, нос, стриженую голову.