Кровь за кровь

Доценко Виктор Николаевич

— Ты заявление на Дальний Восток писал? — спросил его Захаров.

— Ну!

— Думаю, что по этому вопросу и вызывают.

— А как же я? Я тоже писал, — несколько обиженно спросил пожилой мужчина, лежавший рядом с Иннокентием.

— Не знаю… может, по возрасту не подошли? — неуверенно предположил Захаров…

Вызванных набралось человек тридцать. За столом сидели трое: главврач, военком и еще один мужчина средних лет, одетый в штатское.

— Вероятно, я вам не нужен? — спросил главврач, затем добавил, словно извиняясь: — Неотложных

дел очень много…

— Спасибо, Александр Гаврилович! Постараемся не очень долго рассиживаться, — проговорил мужчина в штатском. Сказал он тихо, но его густой бас рокотом пронесся по кабинету.

— Занимайте, сколько необходимо! — заявил главврач. — Мое рабочее место — в операционной.

— Ну, что ж, будем знакомиться, — снова пробасил мужчина. — С вашими личными делами я тщательно ознакомился: несмотря на короткую службу, вы успели отличиться в боях, многие награждены… — Он сделал небольшую паузу и внимательным взглядом обвел присутствующих. — А я — капитан Осколков… По должности — заместитель начальника по борьбе С бандитизмом.

Раненые недоуменно переглянулись.

— Война в принципе закончилась, — продолжал Осколков медленно, как бы подыскивая точные слова. — Судя по вашим личным делам, почти все из вас окончили среднюю школу…

— Послушай, капитан! — неожиданно прервал его парень из палаты Захарова. Ему присвоили прозвище «молчаливый», и не только за то, что он, раненный в горло, долгое время не мог разговаривать, но и за то, что, когда эта возможность появилась, на все вопросы отвечал однозначно и не очень охотно. — Вы внимательно изучили наши личные дела, убедились, что здесь — коммунисты и комсомольцы… Так что агитировать нас — лишняя трата времени… Говори сразу: что от нас требуется? — Он снова обратился к Осколкову на «ты».

— Между прочим, я вам представился, — намеренно выделяя «вам», с улыбкой произнес капитан.

— Старший сержант Веретейников! — с некоторым вызовом ответил парень.

— Тот, что Героя получил… — шепотом пояснил военком Осколкову.

— Никакого Героя я пока не получдл, — услышав слова военкома, возразил Веретейников. — Хотя… Жизнь-то моя еще не окончилась: еще с Японией нужно точку поставить!

— Острый слух у вас, старший сержант, — снова улыбнулся капитан. — На «радио ОБС» мы не работаем, слушать его времени нет…

Раненые дружно рассмеялись: в то время каждый знал, что «ОБС» — «одна баба сказала» — так говорили о вымышленных или непроверенных слухах…

— Товарищ военком, огласите, пожалуйста, — обратился Осколков к майору.

— Не только приказ, но и «Звездочку» с собой прихватил. — Несколько суетливо военком вытащил из потертого портфеля бумаги и газету «Красная Звезда». — Награждать будут в Кремле, а сейчас я могу только вручить выписку из приказа и эту статью, озаглавленную «И один в поле воин».

Военком начал читать с некоторой торжественностью в голосе, Веретейников стоял по стойке «смирно»… «За мужество и отвагу, проявленные… — читал военком, и все присутствующие

внимательно слушали его, поглядывая на Веретейникова. — …Присвоить звание Героя Советского Союза…»

Майор замолчал, и на некоторое время в кабинете воцарилась тишина. По лицу старшего сержанта медленно текли слезы. Наконец он хрипло проговорил:

— Служу Советскому Союзу!

К нему бросились раненые, обступили, пожимали руки, дружески стукали по плечам, поздравляя и радуясь вместе с ним.

Капитан Осколков тоже подошел к сияющему от счастья Веретейникову и протянул руку.

— От всей души поздравляю тебя, старший сержант! — проговорил он, выделяя на этот раз слово «тебя».

— Спасибо, товарищ капитан, — ответил Веретейников. — А почему вы, товарищ капитан, меня то на «вы», то на «ты» величаете? — прошептал он: видно, говорить ему было все труднее и труднее.

— Заметил! — усмехнулся капитан. — Никакой оговорки я не допустил: с незнакомым или малоприятным мне человеком, ну и конечно, с более Старшим по званию или по возрасту, я только на «вы», а с остальными — на «ты»… А почему, старший сержант, сам ко мне обращаешься то на «ты», то на «вы»?

— А у меня, товарищ капитан, как у вас — только наоборот! — тихо ответил старший сержант, хитро взглянув Осколкову прямо в глаза.

Все рассмеялись.

— Ну, что ж, вдвойне приятно! — Осколков еще раз пожал Веретейникову руку и повернулся к раненым. — Обменялись любезностями, пора вернуться к нашим баранам… Коль агитировать вас не нужно, то заявляю прямо: я пришел, чтобы предложить вам работу в нашем отделе. — Он внимательно осмотрел слушающих. — Все вы — фронтовики, труса не праздновали, многие отличились, за что и награждены, а работа у нас трудная… — Он нахмурился. — Во всяком случае, не легче, а иногда и тяжелее, чем на фронте… Золотых гор не обещаю: более того — с жильем у нас плохо: одиноким — общежитие, семейным пока комнату…

— А подробнее о вашей работе вы можете рассказать, товарищ капитан? — спросил рыжий паренек.

— Подробнее? — Капитан взглянул на него. — Собственно, название уже говорит за себя: бороться с бандитизмом! Война подняла всякую муть: бандитизмом занимаются не только уголовные элементы, но и дезертиры, и бывшие пособники и прихвостни фашистов, которым терять нечего, и скрытые враги нашей власти, готовые в любой момент ужалить исподтишка…

— И что же вы с ними делаете? — спросил Захаров.

— Некоторых — переубеждаем, других — наказываем, а с врагами… — Капитан неожиданно распахнул свой пиджак и выразительно ткнул пальцем в пистолет, торчащий из-за пояса. От частого вытаскивания оружия белая футболка протерлась и в разодранном месте виднелся свежий, еще красноватый шрам.

— На фронте? — снова спросил Захаров.

— Вы про ранение? Нет, это здесь, — капитан медленно запахнул пиджак. — Группу брали: их — девять, а нас — пятеро… Сдаваться не пожелали, огонь открыли…

— И что, ушли? — вырвалось у рыжего паренька.