Кровь за кровь
Шрифт:
Виктор Сергеевич снова взглянул в сторону милиционера, направляющегося в их сторону, быстро достал бумажник и протянул его Гарику. Открыв его и проверив деньги, Гарик быстро поднял руку и остановил проходящее мимо такси.
— Садитесь быстрее! — негромко приказал он Виктору Сергеевичу. — Я себе еще поймав…
— Спасибо! — пролепетал сибиряк, испытывая что-то вроде благодарности, что хотя бы по отношению к нему новый знакомый оказался таким добропорядочным и не бросил одного. Едва такси отъехало, он машинально обернулся, но Гарика нигде не было видно…
Такси остановилось перед зданием Курского
— Из деревни, что ли?
— Почему?.. — спросил Виктор Сергеевич и хотел добавить «так думаете», но оборвал себя на полуслове и расширенными глазами посмотрел на водителя.
— Что с вами?
— Там… там… — но более не смог ничего сказать.
Водитель взглянул на сверток; в синем платочке были аккуратно уложены нарезанные газетные листочки.
— Все понятно, — вздохнул водитель, — объегорили. Цыгане?
— Какой ужас! — прошептал побледневший сибиряк. — Что же делать?
— Что делать? В милицию ехать!.. — нахмурился водитель.
3
В полупустом подземном переходе стояли Гарик со своим напарником. Гарик раздраженно выговаривал Петру:
— Ну чего киксуешь? Зачем нам уезжать отсюда?
— Мне кажется, что нас высветили! Нутром чую, что засекли менты! — упрямо повторял Петр.
— Послушайте, юноша. — Гарик снова вернулся к своим изысканным манерам, и лишь по напряженному взгляду можно было заметить его нервозность. — Если вам, юноша, кажется, то креститься нужно! И вообще — не заставляйте, юноша, меня нервничать… Ты взгляни вокруг! Посмотри, какие ходят упакованные! Одни приезжие! Да мы озолотимся тут… Да перестаньте кукситься, юноша! Научитесь видеть в нашей работе наслаждение! Или романтику!
— Не скажешь же ты, что ляпуху гражданам строишь только из-за романтики! — усмехнулся Петр.
— Чудак же ты, Петюня! Для меня деньги имеют значение постольку, поскольку кушать хочется и одеваться недурно, а так… — Гарик вытащил из кармана бумажник, взятый у сибиряка, и бросил его напарнику. — Деньги — дерьмо! Можешь взять их себе… — Он встал в позу и с выражением прочел:
Люблю тебя безумно, страстно, Тебя, свободу страшных оргий, Как жрец пред идолом, восторге Перед тобой хочу упасть…Знаешь, Петюня, кто это? — внезапно спросил у него Гарик, но тот смущенно захлопал глазами. — Это Бодлер, юноша! Бодлер! Ты мало читаешь, юноша… А читать надо!
— Боюсь я… — плаксиво проговорил Петр, растерянно вертя в руках бумажник. — Понимаешь, боюсь! Чувствую, мы у них на глазу! Давай мотанем куда-нибудь в другой город. — Парень нервничал всерьез, и это вконец вывело из себя Гарика.
— Ну что ты скулишь? Тебя-то это меньше всего касается: чуть что — ты в стороне… Это меня каждый раз «списывают».
— Так я о тебе, шеф, и волнуюсь: я же пропаду без тебя! —
«Хоть и врешь ты, Петюня, а мне все-таки приятно! — подумал Гарик. — Но оставаться тебе в этом состоянии нельзя ни в коем случае: страх — плохой помощник. И чего он закапризничал? Все было как обычно. А может, именно потому, что слишком уж гладко? В общем, непонятно… А вдруг Петр прав и кто-то вспомнил совсем еще молодого студента? Трешник оттащил… И как по-глупому попался?! На следующий день пошел в то же самое место: загребли с поличным». — Гарик поморщился, вспоминая свой провал десятилетней давности.
Тогда он учился на третьем курсе ГИТИСа, на актерском отделении. Однокурсники относились к нему с большим уважением и даже любовью: веселый, отзывчивый (всегда выручит в трудную минуту деньгами, обижался, когда ему пытались возвращать долг), Георгий Дживоргян, или, как его звали однокурсники, Гоша, любил блеснуть перед ними: устраивал различные, как он говорил, пикники, причем всегда за свой счет, по любому поводу сорил деньгами — будь то на подарок кому-либо или на общественные нужды.
Особой его страстью был преферанс, а играл не очень хорошо: чаще проигрывал, но любой проигрыш выплачивал тут же. Собственно, именно карты и толкнули его на кривую дорожку. Хотя денег родители присылали вполне достаточно, но однажды Гоша познакомился с мужчиной, который мгновенно стал его кумиром. По натуре они чем-то были похожи: беззаботно относились к жизни, к деньгам, были контактны, и оба любили преферанс. Как-то Гоша проиграл по-крупному, и наличных денег не хватило, чтобы рассчитаться. А карточный долг — долг чести! Новый знакомый выручил его, но только до вечера. Всеми правдами и неправдами пытался Гоша раздобыть денег, но какие у студентов средства?
Не собрав и половины требуемой суммы, Гоша пришел на встречу с новым приятелем. К удивлению Гоши, упреков не было, а было предложение! В тот момент оно показалось Гоше интересным и заманчивым: он тут же согласился. Это же целый актерский этюд! И какой! Не просто с заученными фразами на маленькой сцене, а по — настоящему, с импровизацией, и сценой является — жизнь. Тщательно отрепетировав, — а Гоша изображал тогда пострадавшего растяпу, терявшего деньги, — они начали «работать».
Все шло удачно, и вскоре волнение и неуверенность прошли: деньга сыпались, как из рога изобилия. Все проходило без сучка без задоринки, но… Гоша считал и считает до сих пор, что по нелепой случайности его узнал один из прежних потерпевших…
Суд, учитывая его первую судимость, а также ходатайство коллектива курса, где учился подсудимый, определил наказание лишением свободы сроком на три года.
Озлобившись на весь свет, Гоша, вместо того чтобы извлечь урок из наказания и попытаться встать на честный путь, выбирает другой: нарушителя и отказника (так называются осужденные, отказывающиеся от работы). Отсидев до звонка свой срок, Гоша вышел на волю с твердым решением жить так, как ему хочется.
В институте восстановиться не удалось, и он стал проводить время на студиях различных жанров: в кино подрабатывал в массовках, эпизодах, в театре — на различных подсобных работах, в художественных — позируя перед молодыми студийцами…