Кровавая ария
Шрифт:
— Патроны украдены? – вежливо осведомилась Рика, которой надоело играть роль мебели, — желаете сделать заявление.
— Нет, нет, — замотал головой Утида, словно надеялся прогнать наваждение, — ни о какой краже не может быть и речи. Витрина на замке, ключи лежать в секретном ящичке шкафа, без должных знаний его не открыть. Исключено.
— Кто знает о ящичке и способе забрать ключи, а также о том, каким именно ключом открывается витрина? – коррехидор сличал патроны из своего пакета и из коробки. Они оказались совершенно одинаковыми.
— Известно мне, — ловя ртом воздух, проговорил хозяин дома, — и моей жене Хине. А откуда у вас патрон?
— Должен заявить официально, господин Утида, — Вил серьёзно
— Я знал, что это плохо кончится, — тихим, убитым голосом проговорил Утида, — извините, но мне нужно выпить. Пойдёмте в гостиную, я расскажу, что именно должно было плохо кончиться. И кончилось…
В гостиной он налил себе солидную порцию виски из обширного набора бутылок и бокалов, примостившихся почему-то на рояле, кивнул на отказ коррехидора, предложил гостям сесть и выпил.
— Дело касается Хины, — проговорил он тихо, — видите ли, сэр Вилохэд, наш брак не имеет и не имел ничего общего с союзом двух любящих сердец. Это просто сговор. Отец Хины, господин Хигеми, был простого происхождения, разбогател своими силами и страшно желал породниться с древесно-рождёнными. Наш род пришёл в упадок уже несколько поколений назад, все попытки поправить финансовое положение выгодными браками не удавались. Мой дядя даже выдвинул теорию о родовом проклятии, хотя она и была шита белыми нитками. Возможность породниться с одним из богатейших промышленников в Кленфилде, да и в королевстве, показалась моему отцу заманчивой. Дело было слажено: я стал мужем единственной дочери Хигеми. Дела моего рода устроились как нельзя лучше, но свершилось это путём принесения в жертву чувств сразу двоих молодых людей. Нам было чуть за двадцать, и мы были абсолютно равнодушны друг к другу. Вы спросите, как такое возможно: симпатичный парень и красивая девица стали супругами, и при этом не возникло никаких чувств? – он сделал ещё один большой глоток, чуть сморщился (не то от выпитого спиртного, не то от горьких воспоминаний), — но в нашем случае боги распорядились именно так. Мы оказались не нужны друг другу даже в постели. Очень скоро, благодаря разумности Хины, было принято решение о свободном браке: если нас соединило обоюдное желание нашей родни, это – не повод проводить всю жизнь в унынии с совершенно не интересующим тебя ни в каком разрезе человеком.
— То есть, вы оба рассматривали возможность иметь связи на стороне? – уточнил коррехидор.
— Да, мы приняли это непростое решение. Мы получили свободу с условием никогда, ни при каких обстоятельствах не выходить за рамки приличий. И мною условие сие неукоснительно соблюдалось. Но вот Хинако..., — он покачал головой, — не знаю, как другие женщины повели бы себя в подобных обстоятельствах, но моя супруга оказалась склонной к страстным романам. По первоначалу всё было прилично. Был художник, которого она превозносила до небес. Его сменил непризнанный гений поэзии. Жил гений где-то на чердаке, но сочинял весьма недурные любовные стихи.
— Получается, ваша жена показывала вам стихи, которые ей посвятил её любовник? – изумилась чародейка.
— Мы с Хиной не были счастливыми супругами, что, впрочем, не мешало нам иногда спать вместе, — с обезоруживающей откровенностью заявил Утида, — и при том приятельствовать. Ревности меж нами не было, а пикантные рассказы о любовных приключениях весьма скрашивали общение. Два года назад Хина увлеклась бедным студентом, но вот этой связи положил конец уже я. Убедил супругу, что не стоит иметь дела с мальчишкой, который боги знает что может себе навоображать по её адресу.
Он замолчал, словно собирался с мыслями, потом заговорил снова. Заговорил несколько
— А полгода назад пришла самая настоящая беда. Хина влюбилась. Я всё понимал: страсть, увлечение плюс развлечение. Но что б настолько потерять голову! Объектом оказался Эйдо Финчи. Она и без того в Женском клубе театром увлекалась, а тут случилось нечто невообразимое: Хину словно подменили. Она превратилась в практически другого человека, это ещё что! Перестало перепадать в постели, и ладно. У меня имелась достойная замена супружеского ложа, но выход за рамки приличий! Моя жена стала появляться с любовником в общественных местах, магазинах, ресторанах, ходила к нему в театр. Словом, вела себя так, что знакомые порой мне сочувствовали, а порой крутили пальцем у виска. Я пытался отговорить её, взывал к разуму, пророчествовал о дурном завершении романа. Одно дело развлекаться, другое – влюбляться! Но ничего, кроме ненависти не приобрёл. Хина замкнулась, принялась избегать меня, и так было до прошлой недели.
Вил собрался уже спросить, что же такого знаменательного случилось на прошлой неделе, но мужчина взъерошил свою пышную шевелюру и заговорил:
— Он её бросил. Представьте себе нагло, бессовестно бросил, наговорив целых ворох ерунды об несовместимости таланта и способности любить женщину, которой он якобы за свой талант пожертвовал. Что не любил её никогда и всё прочее, что говорят обыкновенно в таких случаях. Она плакала. Плакала долго и горько. Такой убитой горем я видел Хину лишь однажды, когда скончался её отец. Потом моя жена немного пришла в себя, и как-то даже успокоилась. Если б я только мог предположить тогда, что она задумала! Боги, боги, почему я был столь слеп?
— Вы хотите сказать, будто госпожа Утида взяла ключ, открыла коллекционную коробку с патронами, извлекла два, а потом в театре подменила холостые патроны в револьвере любовника на спектакле? – прищурилась чародейка.
Муж был в таком шоке от осознания судьбы патронов, что даже не попытался выгородить свою жену.
— Боюсь, господа, что всё так и было, — проговорил он глухим голосом, — она могла пойти искать примирения, но, когда бессердечный артист отказал ей, заменила патроны в револьвере. Она ведь – дочь известного коллекционера и умеет обращаться с оружием. Уверен, Хина жалеет, что так поступила. Её ослепила любовь. Бедная, бедная, моя девочка, что тебе пришлось пережить!
Вил в голове пробежался по всей последовательности событий. Вроде противоречий нет: мотив, возможность, способ – всё есть. Письмо, припрятанное костюмершей, только подтверждает версию Утида.
— Где в данный момент находится ваша супруга? – спросил Вил, — как я понимаю, дома её нет?
— Она в своём Женском клубе. Ещё одна привилегия супруги древесно-рождённого. Хина буквально нашла себя в благотворительных спектаклях. Подождите здесь, если угодно, часа через два она вернётся. Ей ведь не с кем более задерживаться, — философски заметил муж, и, осознав глубину проблемы, запричитал, — глупая, глупая! Ни один мужчина не стоит таких жертв. Что ей грозит?
— Если преступление будет доказано, в Артании за убийство полагается смертная казнь, — без особого желания ответил коррехидор. Ему было даже жаль этого кудлатого, румяного парня, всего на несколько лет старше его самого. Узнать, что твоя жена убила любовника, само по себе удар судьбы, а он всё равно продолжает сочувствовать ей.
— Я найму лучших адвокатов, — принялся бормотать Утида, — сделаю всё возможное. Может, её разум помутился? – с надеждой вопросил он, — ведь помрачение рассудка не может не быть смягчающим вину обстоятельством? Господин полковник, я так надеюсь на вас! Ведь, если вдруг отыщется хоть малюсенькая вероятность, что Финчи убила не моя жена, вы же не пропустите это? Не оставите без внимания?