Кровавая луна
Шрифт:
Ллойд шагнул в самый водоворот, широко улыбаясь, все еще захваченный красноречивым изложением своей собственной философии. Он проводил глазами бронированный вездеход с укрепленным пулеметом пятидесятого калибра, медленно ползущий по улице. Гвардеец в кабине пролаял в мощный мегафон:
– Комендантский час через пять минут! Вся зона на военном положении! Любой, оказавшийся на улице после девяти, будет немедленно арестован. Любая попытка нарушить полицейское заграждение будет пресечена огнем. Повторяю, комендантский час через пять минут!
Эти слова, пронизанные угрозой, громким эхом прокатились
Ллойд покачал головой и миновал группу людей, толпившихся у разграбленного винного магазина. Они его заметили, но, казалось, не удивились появлению одинокого пешего патрульного. Осмелев, Ллойд решил проверить, что творится внутри.
Ему понравилось. Темнота в выгоревшем магазине успокаивала. Тишина, царящая под саваном тьмы, словно пыталась открыть ему нечто крайне важное. Ллойд остановился, вынул из кармана тужурки моток изоленты, примотал карманный фонарик к нижней части штыка, а затем описал винтовкой восьмерку и остался доволен результатом: куда бы он ни направил свою М-14, всюду становилось светло.
Кучи почерневшей от огня древесины, горы изолирующих прокладок, разбитые бутылки из-под спиртного и повсюду использованные презервативы. Ллойд усмехнулся при мысли о спаривании в винном погребе, и тут кровь застыла у него в жилах: кто-то откликнулся на его смешок, а следом послышался жуткий протяжный стон.
Он описал винтовкой полный круг, держа дуло на уровне пояса. Раз, потом еще… На куче скомканных пенопластовых прокладок, свернувшись клубком, лежал старик. Сердце Ллойда растаяло. Старый негодник усох до размеров чернослива и явно не представлял никакой опасности. Ллойд подошел к нему и протянул фляжку с водой. Старик схватил ее трясущимися руками, поднял к губам, но тут же швырнул на пол и прохрипел:
– Мне этого не надо! Мне нужна моя Люси! Дай мне мою Люси! Мне без нее не жить!
Ллойд растерялся. Кого зовет старикан? Жену или, может, свою первую любовь?
Он снял фонарик со штыка и посветил в лицо незнакомцу. То, что он увидел, заставило его содрогнуться: рот и подбородок несчастного были покрыты запекшейся кровью. Из этой кровавой корки ежовыми иголками торчали осколки битого стекла. Ллойд отшатнулся, потом навел фонарик на руки старика, сложенные на коленях, и попятился еще дальше. Эти сморщенные руки были изрезаны до кости, на правой не хватало трех пальцев, вместо них остались окровавленные обрубки. В узловатой левой руке была зажата пустая бутылка, вернее, то, что от нее осталось.
– Моя Люси! Дай мне мою Люси! – завывал старик, брызжа кровавой слюной при каждом слове.
Ллойд перехватил фонарик поудобнее и, хрустя осколками, отправился на поиски уцелевшей бутылки спасительного жидкого забвения, утирая выступившие на глазах слезы. Ему наконец удалось найти одну, полускрытую за обрушенной потолочной балкой. Это была пинта [6]
Ллойд принес бутылку и дал пьянчуге выпить, поддерживая одной рукой его затылок, поросший короткими седыми волосами. Бутылку приходилось держать в паре дюймов от его губ, иначе он проглотил бы ее целиком. Ллойду пришло в голову, что надо бы обратиться за помощью к медикам, но он эту мысль отринул. Старик хочет умереть, и ему легче переселиться в мир иной, напившись. Ллойд смотрел на это как на собственные визиты к матери. Он часами с ней разговаривал, хотя ее мозг был поврежден инсультом и ответить сыну она не могла. А здесь все то же самое происходило в военно-полевых условиях и потому в сжатой форме.
6
Пинта равна 0,47 литра.
Старик судорожно всасывал содержимое бутылки, как только она касалась его губ, а потом с бульканьем глотал. Прошло несколько минут, полпинты было выпито, и сотрясавшая его дрожь утихла. Он оттолкнул руку Ллойда и сказал:
– Это начало третьей мировой войны.
Ллойд не обратил внимания на его слова и как ни в чем не бывало представился:
– Я Хопкинс, Национальная гвардия Калифорнии. Вам нужна медицинская помощь?
Старый пьяница засмеялся и тут же закашлялся, выплевывая огромные сгустки кровавой мокроты.
– Мне кажется, у вас внутреннее кровотечение, – заметил Ллойд. – Я могу доставить вас к карете «скорой помощи». Вы сможете идти?
– Я все могу. Все, что угодно, – прохрипел старик. – Но я хочу умереть! Мне нет места на этой войне, мое место – на том свете!
Воспаленные, подернутые пленкой карие глаза пытливо смотрели на Ллойда, пытаясь что-то ему внушить, словно он был умственно отсталым ребенком. Ллойд дал старику еще попить из бутылки. Это походило на последнее причастие. Словно божественный нектар растекался по иссохшему старому телу. Когда бутылка была выпита, старик сказал:
– Ты должен оказать мне услугу, белый парень.
– Все, что хотите, – согласился Ллойд.
– Я умру. А ты пойдешь в мою комнату, соберешь мои книги и карты и все продашь, чтоб у меня были приличные похороны. Ну, вроде как по-христиански, сечешь?
– А где ваша комната?
– На Лонг-Бич.
– Я смогу туда добраться, когда бунт закончится, не раньше.
Старик яростно замотал головой, все его тело, до самых кончиков пальцев на ногах, затряслось, как у тряпичной куклы.
– Ты должен пойти прямо сейчас! Завтра меня выселят, я квартплату задолжал! А потом полиция выбросит меня в канаву, как крысу! Ты должен идти сейчас!
– Тихо, – остановил его Ллойд. – Мне туда не дойти, это слишком далеко. Только не сейчас. У вас есть друзья? С кем бы я мог поговорить? Кто мог бы сходить для вас на Лонг-Бич?
Старик обдумал это предложение. Ллойд наблюдал, как медленно проворачиваются колесики у него в голове.
– Иди в миссию на углу Авалон и Сто шестой. Африканская церковь. Спроси сестру Сильвию. Скажи ей, что она должна пойти к Фэймосу Джонсону и забрать его барахло на продажу. Я у нее записан в церковных книгах. Я хочу хорошее надгробие. Ты ей скажи, что я люблю Иисуса, но мою добрую Люси люблю больше.