Кровавая Мэри
Шрифт:
– Да. Он ей не нравился. Боже, но не думаете ли вы?..
– Мы не знаем, мистер Хортон. Мы пытаемся это выяснить. Вы с Барри были друзьями?
– Да. Мы часто устраивали вечеринки. Тренеру нравилось, когда ребята из команды держались вместе.
– Барри не пытался сблизиться с Мелоди, когда вас не было?
– Не помню такого. Она практически всегда старалась быть со мной.
– Когда она пропала?
Он помолчал.
– Однажды на вечеринке мы поссорились. Ей не понравилось, что я много пью. Я сказал,
– Барри был на той вечеринке?
– Да. Это было после игры во Флориде. Мы тогда серьезно отмечали свою победу.
– Вы не помните, ушел ли Барри следом за Мелоди?
– Хотелось бы мне это вспомнить. Но я в тот вечер здорово набрался. На следующий день я пошел в общежитие к Мелоди, чтобы извиниться, но мне сказали, что она так и не появилась.
Минут десять Хортон рассказывал мне о своих отношениях с Мелоди. Он был сильно влюблен в нее, исчезновение девушки выбило его из колеи. Еще пять минут он рассказывал мне о Фуллере, назвав его «командным игроком, обычным парнем».
Не знай я о его «хобби», я бы тоже так описала его.
В конце разговора Хортон обещал позвонить, если вспомнит что-нибудь еще.
Эрб положил вторую трубку, через которую слушал наш разговор.
– Это может быть ключ. Наверное, надо спросить об этом Рашло.
Я посмотрела на часы. Почти семь вечера. Я зевнула. Эрб неодобрительно посмотрел на меня.
– Джек, тебе надо отдохнуть.
– Все нормально.
– Ты выглядишь как сандвич с дерьмом.
– Очень мило. Ты прочитал это в какой-нибудь поздравительной открытке?
– Тебе пора домой.
– Я боюсь идти туда. Мне не хочется снова попасть на старческую версию «Последнего танго в Париже».
Он нахмурился:
– Что с тобой творится в последнее время, Джек?
Голос Эрба звучал как-то грубо, такое случалось раз в сто лет.
– О чем ты, Эрб?
– Ты сама не своя. Нервная, нетерпеливая, взвинченная.
– Если вы сомневаетесь в моей компетентности, детектив Бенедикт, можете заняться поиском новой работы.
Эрб встал:
– Наверное, мне следует подать рапорт о переводе…
– Это меня не удивит, учитывая, что вы устроили то же самое со своей жизнью.
Он бросил на меня странный взгляд и вышел. Несколько минут я сидела одна, пытаясь успокоиться. Но это мне не удалось.
Глава 39
– Вы знаете, почему вы здесь, Барри?
Барри кивнул. Он был похож на поджавшего хвост нашкодившего щенка, которого ругают. На нем был синий костюм, его голубая рубашка казалась помятой оттого, что он сильно сутулился.
– Потому что я убил нескольких человек. – Голос тихий, жалкий.
– Вы знаете, за что вы убили этих людей, Барри?
– Я не помню… Я не помню ни одного убийства.
– Но вы видели последствия. Вы знаете, что, без сомнения, это дело ваших рук.
– Да, знаю.
– Но вы не можете сказать, почему это сделали?
– Этого я тоже не помню. Начиная примерно за месяц до первого убийства я ничего не помню. Словно этого времени не было в моей жизни. Боже, я бы никогда… никогда никого не убил. Не могу поверить…
Голос Фуллера задрожал. Слезы ручьем потекли по его лицу, плач дополнялся всхлипами и стонами. Гарсиа подал ему коробку с салфетками, которые Фуллер прикладывал к лицу одну за другой минуты две, не меньше.
– Это не я. Точно не я. Я не мог такого сделать.
– Почему, Барри?
– Я не убийца. Я боюсь насилия.
– Но разве вы не занимались профессионально футболом? Не служили в полиции? Ведь подобная деятельность иногда порождает в людях жестокость.
– Я почти все время сидел на скамейке запасных. Тренер говорил, что у меня не было «инстинкта убийцы», как он это называл. А полицейским я стал, чтобы охранять закон и помогать людям. У меня был хороший послужной список, пока… о боже…
Опять всхлипы и салфетки. Меня воротило от этого спектакля.
– Не спешите, Барри. Вы настаиваете, что не помните убийств. Каково ваше последнее воспоминание до операции?
– Последнее, что я четко помню, – это то, что я напивался дома на диване, чтобы забыть о ней.
– Забыть о чем?
– О боли. В голове.
– Последнее, что вы помните, это головная боль?
– Ужасная боль. Я думал, моя голова взорвется. Аспирин не помогал, поэтому я осушил бутылку рома, чтобы забыть о боли.
– Когда это было?
– Поздней весной, в мае, кажется.
– Почему вы не обратились к доктору?
– Я не помню. Ничего после этого я не помню. Может, я и посещал доктора.
– Когда вы очнулись в больнице после операции, о чем вы подумали?
– Я решил, что нахожусь в больнице потому, что перебрал с выпивкой и упал с лестницы или что-то вроде того.
– Что вы почувствовали, когда узнали, что в вас стреляли, после того как вы убили свою жену?
Вздохи. Гарсиа демонстративно принес вторую коробку салфеток со стола защиты.
– Я подумал, что это дурацкая шутка. Я и до сих пор в это не верю. Все говорят, что я совершал ужасные поступки, но я никогда бы не сделал этого, если бы не моя боль в голове. Да, все улики свидетельствуют против меня. Однако ничего этого я не помню. Что бы вы почувствовали, если бы вам сказали, что вы убили свою жену? О боже…
Опять плач.
– Успокойтесь, Барри. Все в порядке.
– Нет, далеко не все в порядке. И никогда уже не будет в порядке. Вы знаете, по ночам я не мог спать больше двух часов, все думал: когда же началось? Нужно было сходить к доктору, к психиатру, или…