Кровавая Мэри
Шрифт:
– Заинтересовался?
– Скорее, был возбужден. Его заинтересовало не бальзамирование, а сведения о реконструкции тел. Ему понравились картины травм. Тяжких увечий. И тому подобное. Через неделю он опять подошел ко мне, уже один. Мы разговорились. Понимаете, у нас много общего…
«Да, – подумала я. – Вы оба извращенные психопаты».
– Вы помогали ему избавляться от тел во время учебы в университете?
– Нет. Пока я там учился, такого не было. Я начал помогать ему, когда был интерном в похоронном бюро в Шампейн-Урбана. Мы поддерживали
– Свежий труп?
– Да. Он все еще учился в Южном. Он сказал, что она числится пропавшей и ему нужна моя помощь, чтобы избавиться от нее.
– Это был кто-то, кого он убил?
– Да. Так что я отправился в Южный, чтобы ее забрать. Он здорово ее отделал, но она была еще теплой.
В одном глазу у Деррика появилось нечто мечтательное, другой его глаз все время пялился куда-то вдаль.
– И вы похоронили ее в закрытом гробу вместе с другим телом.
Он посмотрел на меня обоими глазами. Впервые за все время.
– Как вы догадались?
– Вы помните имена, Деррик?
– Эту девушку звали Мелоди. Она была очень красивой.
– Мелоди Стефанопулос?
Он кивнул.
– А с кем вы ее похоронили.
– Его фамилия была Эрнандес. Худой парень. Умер от рака языка. У него почти не осталось нижней челюсти. Я положил обоих в один гроб и похоронил на кладбище Гринвиль. Красивая была церемония, много цветов.
Я вытащила блокнот и все записала.
– От скольких вы еще избавились?
– В похоронном бюро Урбаны не было своего крематория, поэтому, когда я получил работу в Чикаго, все стало гораздо проще. Иногда, если позволяли обстоятельства, я все равно упаковывал по двое. Кремация – это такая чушь. Может, вы и не поверите, но я считаю, что смерть священна. Похороны – священный ритуал.
– Сколько человек он убил, Деррик?
– Всего около восемнадцати женщин, за все пятнадцать лет. Я похоронил девятерых.
– Вы помните имена?
Он застенчиво улыбнулся:
– Конечно. Я помню всех. Каждую из них.
– Но почему бы вам не дать об этом показания? Просто рассказать?
Рашло опять взвился:
– Я не буду давать показания! Вы не заставите меня это сделать!
– Спокойно, Деррик. Возьмите себя в руки.
– Я не буду этого делать!
– Но вам не придется идти в суд. Достаточно…
– Он мне нравится.
В этот момент Пруденза вернулся с кофе. Он подал мне чашку и сахарницу.
– Деррик, – я старалась говорить как можно убедительнее, – Барри собирается вас убить.
– Я не могу его предать. Он понимает меня. Он – единственный, кто меня понимает. Я не буду давать показания. Вы и так сможете доказать, что это он убил их всех.
– Как? Каким образом?
– Он любит кусать. На всех убитых им девушках остались следы укусов.
– Это правда?
– Точно вам говорю.
Этого было вполне достаточно. Если мы эксгумируем тело Эрнандеса и найдем тело Мелоди Стефанопулос со следами зубов на нем, его будут судить в Карбондейле. А поскольку это произошло несколько лет назад, опухоль мозга его уже не спасет.
Я поставила кофе на столик, даже не отпив, и достала свой сотовый. Деррик схватил меня за ногу:
– Вы должны мне помочь.
– Я пришлю несколько человек, чтобы охранять дом.
– А как насчет программы защиты свидетелей? Ну, где людям дают новые имена?
Я набирала номер Либби.
– Возможно, если Фуллер выберется.
– Меня могут устроить в другое похоронное бюро?
– С вас сняли обвинения, Деррик, но я не думаю, что вам позволят продолжать практику.
Он заплакал. Я поблагодарила Прудензу и по пути к машине оставила Либби сообщение на автоответчике. Затем позвонила Эрбу.
– Что?
– Послушай, Эрб, наши разборки продолжим позже. Я еду в Карбондейл, и мне нужна твоя помощь.
– Говори.
Я рассказала ему, и он согласился заняться этим делом. До Университета Южного Иллинойса было пять часов езды. Я выехала на скоростную автостраду и помчалась на юг.
Глава 42
Когда до Карбондейла оставалось миль шестьдесят, позвонила Либби.
– Присяжные уже думают над вердиктом.
– Как ты выступила?
– Не так здорово, как Гарсиа. – Я представила, в каком она сейчас настроении. – Будь я среди присяжных, я бы тоже сочла его невиновным.
– Если его освободят, придется следить за ним, пока мы не возьмем ордер на арест в Карбондейле.
– А это получится?
– Если Рашло не врет, шансы велики.
– Держи меня в курсе.
– Ты тоже.
Через сорок минут я встретилась с начальником полиции Карбондейла, Шелби Дунканом, на кладбище Гринвиль. С ним были женщина из отдела здравоохранения, окружной коронер, помощник директора кладбища и несколько рабочих.
Эрб сдержал слово: все разрешения получены и те, кто нужен, были уже на месте.
Холодный и ненастный день отлично подходил для проведения эксгумации. Мы стояли группой, подняв воротники и засунув руки в карманы, пока рабочие раскапывали могилу Эрнандеса.
Через час они дошли до бетона. На кладбищах Иллинойса все гробы помещались в бетонное основание. Поэтому земля не проваливалась, проникая в гроб, и на поверхности кладбища виднелось множество впадин на месте могил.
Два человека в рабочих комбинезонах, расширив края выкопанной ямы, вкрутили в крышку бетонного склепа штыри с кольцами. Затем к ним привязали веревки и вытащили из ямы крышку. Далее из бетонного основания извлекли гроб и аккуратно поставили его рядом с вынутой плитой.
Коронер, очень худой человек по имени Рассел Томпкинс, счистил немного земли с нижней части гроба, вставил специальный шестигранный ключ в небольшое отверстие и повернул его против часовой стрелки. Резиновая печать сломалась, зашипел выходящий из гроба воздух, распространяя зловоние метра на три, не меньше.