Кровавая свадьба
Шрифт:
— Плыви сюда, — крикнул Марат. — Здесь можно держаться.
— Тут просто воронка! — С трудом Света ухватилась наконец за выступ. Волна бросила ее на скалу. — Ой, больно! Назад точно не доплыву.
— Отдыхай. Смотри, пены действительно много. Отдохнула?
— Если это называется отдых… — Она выплюнула попавшую в рот воду. — А казалось, так близко…
Назад путь всегда длиннее, берег не хотел приближаться. Тело Светы против воли принимало вертикальное положение, она запаниковала:
— Марат, я не могу…
— Можешь. Спокойно. Светка, ты что? Держись!
Он поднырнул, Света почувствовала, как Марат вытолкнул ее на поверхность.
— Это ассорти, — невинно пояснила она, а себе взяла лишь салат.
— Ты же есть хотела, — удивился он, набрасываясь с жадностью на сыр.
Света лишь лукаво улыбнулась. А Марату принесли салат, маленькую рыбку, и пошло. Официант подносил: шампиньоны, королевскую креветку, запеченных устриц, каракатицу, большую рыбину, простые креветки…
— Светка, не могу больше.
— Я знала, что мне придется тебе помочь. — Света торжественно клала куски себе на тарелку. — Ты не дал мне утонуть, я не дам тебе умереть от обжорства. Мы квиты.
К ужину она удачно нарисовала лицо, соорудила на голове художественный беспорядок, надела воздушное платье. Это на завтрак можно являться в костюме пациента из дурдома, набил желудок и вали за впечатлениями, девиз ужина — расслабься и получи удовольствие. На ужин положено одеваться, так что Света не для Марата старалась.
— Отпадно выглядишь! — восхитился он.
Приятно слышать, Света гордо вошла в ресторан. Но эти бабы! Вот и Герман на бабе попался. Света потребовала купить бутылку «Камандарии» — вино не входит в счет. Выпил вина и Марат, затем начал обслуживать танцами старух всех мастей. Интересно, зачем тогда она взбивала волосы и красила физиономию? Света глотала красное и душистое вино, не замечая вкуса.
— Тебе не много? — спросил Марат, вернувшись и повертев бутылку.
— Расслабься, — махнула рукой она и выпила бокал залпом.
Наконец и ее пригласил француз. Поначалу она танцевала скромно, а потом… Редкие пары и те вынуждены были расступиться. Света будто в экстаз впала — вертелась, извивалась, подпрыгивала, как дикарка у костра. Партнер лишь пританцовывал, пожирая ее глазами.
— Девчонка прелесть, — услышала она по-английски.
Отзыв подстегнул, Света разошлась… Эх, музыка кончилась! Но заслуженные аплодисменты она получила! Распаренная и возбужденная, вернулась за столик, потянулась к бутылке. Вот теперь она наслаждалась прекрасным вином, пила по глоточку, глядя с удовлетворением на мрачного Марата. Вдруг он схватил ее за руку, потащил к выходу с выражением Джека-потрошителя.
— Я не хочу уходить! — тормозила Света. — Оставь меня! Я не хочу!..
За дверьми ресторана он прижал ее к стенке в темном углу и прошипел:
— А я хочу!
Минуты через две (пьяная ведь) до нее дошло, что он целует ее и… ей это нравилось, она ощущала себя победительницей. Потом целовались в прозрачном лифте и плевать, что их видел весь отель, потом в номере… Чемодан и сумка были сброшены на пол…
Утром Света водила глазами по номеру, выпятив нижнюю губу. Это называется — допилась. Глаза задержались на фотографиях отца и Егора. Осуждают? Папа — неизвестно, а Егор точно осуждает. Стараясь не разбудить Марата, Света высвободилась из его рук, легла на бок и уставилась на человека, которого, в сущности, не знает. Какой он, Марат? Был ее нянькой, другом, товарищем, теперь стал этим… мужем (дурацкое слово). Почти три месяца она видела его каждый день, не находила привлекательным, но умным — да, заботливым — тоже. Так случилось, что после смерти папы она не виделась с подругами и друзьями — их заменил Марат. Но ведь у него тоже была своя жизнь. Какая? Есть же у него друзья, кто они? А увлечения? Света ничего об этом не знает. Откуда-то изнутри поднимался внутренний голос, безжалостно обвиняя: ты эгоистка, Марат тебе не нужен, но в нем нуждались другие, вот ты вчера и постаралась забрать свое, предательница, Егора нет всего ничего, а ты уже с другим. Света растерялась и заплакала. Потянулся и проснулся Марат. Она поспешно отвернула лицо, но поздно. Он приподнялся на локтях:
— Света, ты плачешь, потому что мы…
— Нет, — поспешила заверить она. — Просто я плачу… Не знаю почему.
Он рассмеялся и обнял ее, целовал. А ей еще и стыдно. Дело не в том, что на ней и Марате нет ни одной нитки, а просто… потому что стыдно, — так ответила бы Света.
— Не плачь, самое страшное позади, — шептал на ухо Марат. — Света, я тебя люблю…
Через час он одевался, а она лежала.
— Светильда, одевайся, я голоден как лев. Позавтракаем где-нибудь, заодно пообедаем.
— Ты иди и… подожди меня внизу.
— Что-нибудь не так? — На лице Марата обозначилось беспокойство.
— Все так. Мне чуточку нужно… одеться.
— Через полчаса поднимусь сюда.
Он чмокнул ее в щеку и скрылся за дверью. Света осталась одна. Лежала минут пятнадцать, глядя на фотографии. Резко подскочив, оделась за минуту. Подойдя к снимкам, сказала вслух:
— Папа, я всегда буду помнить тебя. Егор… прости.
И убрала их в сумочку. Последний взгляд — в зеркало. Выдернула рубашку из шорт, завязала на узел под грудью, расстегнула пуговицы до узла. Очень ей идет. И ринулась вниз. Марат ждал на скамье у бассейна, завидев бегущую Свету, раскинул в стороны руки, она повисла на нем и задохнулась: «Какой ужас, я счастлива!!!»
То потрясение, которое испытал Герман, подглядывая за Беллой, выбило его из колеи напрочь. Крыша съехала набекрень, когда заново просмотрел кассету утром, выпроводив глупую и красивую мартышку, не знавшую, что оригинал до сих пор у него. Послав дела к черту, он переписал на чистую кассету опусы Мишки и отвез оригинал его жене Зое. Кассету с «убитыми» эпизодами оставил на видном месте для Беллы, посетовав однажды, что случайно нажал на клавишу и стер.
— Возьми у Михасика, — посоветовала она, невинно глядя на Германа.
— Угу. Впрочем, там смотреть не на что, кроме как на тебя.
Каково? «Возьми у Михасика!» Все ясно? Но Герман хотел удостовериться, не поленился съездить к Мишке, мол, запись полетела, дай опять.
— Да ты знаешь, — почесывал плешивый затылок Михасик, — пацаны мои, видно, напортачили. Глянь, пустая. Я сам не успел посмотреть. Вот заразы!
«Ого! Здесь Белла поработала монументально, — усмехнулся про себя Герман. — От шедевра документального кино остались ошметки, а я ее почти любил». Наврав ей, что уезжает на пару дней, Герман засел за телик и… ни хрена там не увидел! Именно тот факт, что криминала не обнаруживал ни в Белле, ни в окружавших ее людях заставлял его пересматривать эпизоды с ней по сотому кругу. Ведь что-то там есть! Что?