Кровавое дело
Шрифт:
На этот раз он был, наконец, единственным и полным хозяином громадного дела.
Вернувшись домой, на улицу Дам, после завтрака с Пароли, Сесиль велела старой Бригитте немедленно укладывать вещи и подготовиться к отъезду.
Бригитта выслушала это приказание с удивлением и страхом. Она боялась, что горе роковым
— Значит, мы уезжаем? — робко спросила она.
— Кажется, никто еще до сих пор не укладывался для того, чтобы оставаться дома, — с нетерпением ответила Сесиль.
— Мы уезжаем из Парижа?
— Нет.
— Значит, только меняем квартиру?
— Мы переезжаем к моему опекуну.
— К вашему опекуну! Значит, у вас есть опекун?
— А как же иначе? Ведь я круглая сирота, и несовершеннолетняя к тому же! Кроме тебя, моя бедная Бригитта, это известно всем и каждому.
— И кто же ваш опекун?
— Тот господин, такой вежливый, красивый и изящный, который был у меня вчера.
— А! — равнодушно ответила старушка, не выразив ни малейшего энтузиазма.
— Сегодня утром я была с ним у судебного следователя, и по его совету мы должны переехать. Я потребовала от своего опекуна, чтобы меня не разлучали с тобой.
— Разлучить вас со мной! — с ужасом воскликнула старушка. — Желала бы я посмотреть на того, кто бы попробовал сделать это! Право, из любопытства желала бы посмотреть! Пусть попытается! Я лучше согласилась бы умереть сейчас!! Ведь вы родились на моих руках!
— Я знаю, что ты меня любишь, моя добрая Бригитта, и я тебя тоже люблю. Поэтому можешь быть совершенно спокойна — никто нас с тобой не разлучит. Так, пожалуйста, сделай все, о чем я тебя просила.
— Хорошо, mademoiselle.
— А я пойду к соседу мебельщику.
— Покупать мебель?
— Нет, продавать нашу старую.
— А мы-то как же? Как же мы будем жить, если вы продадите всю нашу мебель?
— Будь спокойна, — улыбаясь ответила Сесиль. — У нас будет мебель гораздо красивее этой.
— Вот хорошо!
И старая служанка, успокоившись окончательно, принялась укладывать белье и платья.
Сесиль между тем отправилась к мебельщику.
В нескольких шагах от дома находился мебельный магазин, где продавались вещи новые и подержанные. Над дверями громадными буквами красовалась надпись:
« ПРОДАЖА. ПОКУПКА. ОБМЕН. ПРОКАТ».
Сесиль вошла и, обращаясь к хозяину, проговорила:
— Вы покупаете мебель, сударь?
— Я предпочитаю продавать, но, случается, и покупаю.
— Я уезжаю из Парижа, и поэтому мне необходимо продать свою мебель. Не придете ли вы посмотреть ее?
— Далеко это?
—
— Пойдемте, сударыня.
Через пять минут, сделав мысленную оценку мебели, часов, гравюр и прочего, мебельщик спросил:
— Сколько вы хотите за все это?
— Три тысячи франков.
— Вы шутите! По-моему, все стоит не более тысячи двухсот. Эту сумму я вам и предлагаю, но это мое последнее слово. Хотите?
Сесиль рассудила, что в случае отказа ей надо будет искать другого торговца, который, может быть, даст еще меньше, а между тем она упустит и этого. Торговаться было некогда, да и что значат несколько сот франков, когда она в скором времени будет богата?
— Хорошо, я согласна.
— Когда я могу прислать за вещами?
— Когда вам будет угодно.
— Вы в расчете с хозяином?
— Я сейчас предупрежу консьержку о моем выезде и заплачу ей текущий долг. Пойдемте вместе.
Торговец вынул из бумажника банковский билет в пятьсот франков и подал его Сесиль:
— Вот задаток, сударыня, я пойду в магазин, а через пять минут вернусь за мебелью и принесу вам остальные деньги.
Долг Сесиль был уплачен в одну минуту. Консьержка взяла четыреста франков, выдала квитанцию, получила луидор и рассыпалась в изъявлениях благодарности.
Потом Сесиль отправилась наверх, чтобы помочь Бригитте.
Явился торговец и принес остальные деньги. Он уговорился с консьержкой относительно того, что мебель будет взята только на следующий день, и просил Сесиль, чтобы она, уезжая, оставила у нее ключи от квартиры. Девушка обещала.
К четырем часам все было готово.
Mademoiselle Бернье послала Бригитту за ручной тележкой, на которой ее вещи могли быть перевезены немедленно.
Старая служанка ушла, и, оставшись одна, Сесиль принялась раздумывать о громадной перемене, так внезапно произошедшей в ее жизни.
В ту самую минуту, когда старая Бригитта вышла из дома, к дверям подходил Поль Дарнала. Он остановился в двух шагах от старушки, но та не заметила его, да и, по всей вероятности, если бы и заметила, то не узнала бы, так как видела его один раз.
Актер не случайно проходил мимо дома Сесиль. Воспоминание о том, как его приняли в первый раз, по-прежнему терзало его сердце. Он все еще старался приписать жестокую холодность этого приема присутствию постороннего человека. Отказываясь от него, девушка, очевидно, повиновалась неодолимой потребности отвратить от себя всякие подозрения и сохранить незапятнанной свою репутацию.
Узы, связывавшие его с Сесиль, по его мнению, были из тех, которые не разрываются, но вслух заявлять о них было тоже невозможно, пока они не станут законными. Как мог он не понять этого, как мог позволить себе такую жалкую, дерзкую выходку?!