Кровавое дело
Шрифт:
— Извините меня, дорогой доктор, что я отрываю вас от трудов, — начал следователь, крепко пожимая пылающие руки Пароли.
— Вы отлично знаете, любезный господин де Жеврэ, что вы не можете побеспокоить меня.
Услышав голос итальянца, Эмма-Роза задрожала и сдвинула брови.
— Кто это говорил сейчас? — обратилась она к матери.
— Это я, mademoiselle, — смело сказал Пароли, подходя к девушке.
— Это доктор Пароли, дитя мое, — сказал следователь, — знаменитый ученый, к которому мы
Эмма-Роза замолчала.
Только что услышанный голос произвел на нее глубокое впечатление, пробудил ужасные воспоминания; но как она могла заподозрить человека, которого господин де Жеврэ называет своим другом? Могла ли она думать, что это светило науки — злодей, убийца?
— Ваш визит касается барышни? — обратился доктор к следователю.
— Да, дорогой доктор.
— Она слепая?
— Увы, к сожалению, совершенно слепая! И, повторяю вам, мы пришли умолять вас совершить чудо. Необходимо, чтобы благодаря вам зрение вернулось к ней, потому что оно будет главным или, лучше сказать, единственным оружием для оправдания ее матери.
Пароли разыграл роль удивленного и непонимающего.
— Оправдание ее матери? Я вас не понимаю!
— Вы меня поймете, когда узнаете, что девочка — дочь госпожи Анжель Бернье.
— Анжель Бернье! — с отвращением воскликнул Пароли. — Отцеубийцы?
— О, дорогой доктор, не обвиняйте ее! Она невиновна!
— Невиновна! Но мне помнится, что над нею тяготело страшное обвинение, ужасные улики!
— Это правда! Но улики оказались ложными, и обвинение в настоящее время почти опровергнуто.
— А настоящий убийца найден?
— Третьего дня он почти был у нас в руках, но снова выскользнул.
— У вас в руках?
— Да, злодей обязан своим спасением новому ужасному преступлению. Он выстрелил в человека, который его преследовал. Это тот самый носильщик, который в начале следствия был арестован вместо настоящего убийцы.
— Не тот ли это Риго, о котором вы мне говорили? — спросил Пароли, стараясь говорить голосом как можно более твердым.
— Он самый.
— Но откуда же вы узнали все эти подробности? Разве были свидетели?
— Кроме Риго, при этом не было никого.
— Он не умер? — в изумлении едва мог выговорить доктор.
— Нет. В него попала пуля, и, жестоко раненный, он упал в Марну, где долго плыл под водой. Этому-то он и обязан жизнью.
Анджело задрожал: значит, не удалось убить Риго!
Опасность, которую он считал уже миновавшей, встала перед ним грознее прежнего!
Несмотря на все это, негодяю удалось сохранить полное внешнее спокойствие.
— Да вам, кажется, никогда не удастся изловить этого злодея! — воскликнул он. —
— О, нет! Теперь-то уж ему не удастся бежать! Теперь мы его схватим!
— Вы уже давно так говорите, мой дорогой господин де Жеврэ!
— Может быть, но на этот раз мы уверены в успехе!
— На чем же вы основываете уверенность?
— А на том, что ему не удастся безнаказанно ходить по Парижу, потому что его преследуют и полицейские агенты, и Оскар Риго, и посыльный, с которым он послал Анжель Бернье такую компрометирующую корреспонденцию.
— Может быть! Но вот вопрос: останется ли он в Париже?
— А почему бы и нет? Он до того дерзок и смел, что считает себя вне всякой опасности. Я убежден, что он не уедет.
— Мне кажется странным, что этот человек, как бы ни велика была его дерзость, имеет смелость, вернее, безумие, выходить на улицу непереодетым и с открытым лицом.
— У преступников часто бывали такие моменты безумия.
— Пойманный — если только вам удастся схватить его, — он будет отпираться, будет утверждать, что его обвиняют понапрасну. Как доказать противное?
— Благодаря вам, дорогой доктор, это легко сделать. Негодяй не будет иметь возможности отпираться при очной ставке с mademoiselle Бернье, которую он дважды пытался убить и которой вы, без всякого сомнения, вернете зрение.
— Это верно, — в раздумье проговорил Пароли. — И раз правосудие делает мне честь, я постараюсь оправдать доверие.
Подумав с минуту, он подошел к Эмме-Розе и взял ее за руки.
— Подите сюда, дитя мое, — сказал он громким голосом и подвел к одному из окон кабинета, через которое врывался в комнату яркий свет.
Он приподнял веки девушки и с глубоким вниманием осмотрел ее глаза.
«Трехминутной операции было бы достаточно, чтобы возвратить ей зрение, — думал он при осмотре. — Но если я буду настолько глуп, чтобы сделать это, девчонка узнает меня, и я погиб».
Свидетели этой сцены в немом нетерпении, затаив дыхание, не сводили глаз с доктора, ожидая его приговора.
Пароли, по-видимому, продолжал свои исследования; в сущности же он готовил комедию, которую и намеревался разыграть со свойственным ему талантом.
— Давно вы перестали видеть? — обратился он наконец к Эмме-Розе.
— Со вчерашней ночи, доктор. Я проснулась и оказалась в полном мраке, хотя день уже давно наступил.
— Ваше зрение ослабевало мало-помалу, не правда ли? Почти незаметно?
— Да, доктор.
— Время от времени вы ощущали колотье в глазном яблоке?
— Да, доктор.
— Голова была ужасно тяжела, и затем появилась мигрень…
Эмма-Роза продолжала отвечать утвердительно.