Кровавое дело
Шрифт:
— О! И сбывать умеет?
— Он занимается всяким «честным» трудом понемногу. На него можно положиться. Плут, каких свет не производил, но человек хороший.
— Ты у него живешь?
— Нет, у меня своя лачуга. Мне это удобнее, знаешь, для моего дела. Но если ты хочешь, я с удовольствием сведу тебя в Petit Hotel. Я очень хорош с хозяином.
— Идет!
— Надо уплатить за две недели вперед, было бы тебе известно.
— Заплатим! Это наплевать,
— Ну, так допивай свой стакан, заплатим, да и марш.
— Я плачу.
— Не буду мелочен и не стану отказывать тебе в подобных пустяках. Где-нибудь в другом месте хозяином буду я.
Оскар Риго допил свой стакан и взял нож, который лежал около него раскрытым. Он хотел уже сложить его, но товарищ стал рассматривать его с наслаждением знатока и наконец проговорил:
— Однако, черт возьми, старина! Какой у тебя здоровый ланцет! Любо-дорого!
— Правда ведь, чудесная штука?
— Откуда это у тебя?
— Сувенир из Марселя, но сработан на Корсике.
— И колет, и режет. Может служить во всевозможных оказиях. Возьми-ка его да скрой поскорее.
Риго спрятал нож.
Уплатив за угощение, оба приятеля вышли.
По дороге они зашли еще в один кабачок, напились там кофе, водки и затем уже отправились в меблированный отель, известный в квартале под названием Petit Hotel.
То была страшная, отвратительная трущоба, одна из тех, которые, несмотря на перестройки и украшения города, все еще не переводятся на загородных бульварах.
За входной дверью шел узкий, совершенно темный, вонючий коридор, который вел во внутренность дома.
В глубине этого коридора, налево, находилась комната, такая же темная, как и сам коридор. В ней было только одно окошечко с тусклым, грязным стеклом, выходившее на узкий двор, настоящий колодец, окруженный домами.
В эту-то трущобу товарищ и ввел Оскара Риго.
Толстая женщина лет сорока, с красным, раздутым лицом, с усами и некоторыми признаками бороды, собирала со стола остатки завтрака.
— Здравствуй, мамаша, — обратился к ней товарищ Оскара. — У вас Бретон?
Вместо того чтобы ответить, баба спросила, напирая на последние слова и этим придавая им особое значение:
— Вы насчет инструментов?
— Нет, мамаша, в настоящее время работы не имеется.
— Так что же вам нужно?
— А вот хочу ему представить хорошего человека, настоящего товарища, за которого могу ручаться, как за самого себя. Он желал бы нанять комнату в этих чертогах.
— Для этого вовсе не нужно Бретона! Могу предоставить этому господину комнату, очень
— Идет, — заявил Риголо. — Покажите-ка мне эту комнату!
— Ну, а я ухожу, — сказал товарищ Оскара. — Помни, что в девять часов вечера мы будем в «Красной кошке»: я, Кривой и Колокольчик.
— Я приду!
— Значит, до вечера.
— До вечера.
Madame Бретон отвела Оскара на второй этаж, где и указала предназначенную для него комнату.
То было пространство в четыре квадратных фута. Мебель, заросшая мхом и плесенью, держалась только благодаря гвоздям, веревкам и другим средствам.
— Вот и комната, — сказала бородатая женщина. — Годится вам?
— Еще бы, конечно, годится!
— Ну, так платите!
— Сейчас выдам вам за две недели вперед. Постель готова?
— Совсем готова. Простыни чисты и белы как снег.
— Ну-с, так как я только что с дороги, всю ночь трясся в вагоне и устал как собака, то сосну до вечера.
— Скажите мне ваше имя и фамилию, потому что, видите ли, в этом квартале с полицией нет ни складу, ни ладу. Полицейские ревизоры вечно у нас на носу.
Оскар Риго вытащил из кармана страшно потертый, засаленный бумажник.
— Вот моя избирательная карточка, — проговорил он, подавая какую-то бумагу. — Мое последнее местопребывание было в Алжире. Это все тут написано.
— Ладно. Пусть муж посмотрит. Ну, а теперь двенадцать с половиной франков, будьте любезны!
— Вот вам и звонкая монета.
— Спасибо. Денежка счет любит.
И madame Бретон вышла из комнаты, плотно притворив за собой дверь.
Дорога из Марселя в Париж действительно страшно утомила Риголо, и он нуждался в отдыхе.
Он снял часы, положил их на камин, затем разделся и лег в постель.
Пять минут спустя он уже спал, как убитый.
Когда Оскар Риго проснулся, уже стемнело.
Он соскочил с постели, чиркнул спичкой, зажег огарок, находившийся в медном подсвечнике на столике около постели, и взглянул на свои часы.
Было восемь часов.
— Нечего сказать, выспался, черт возьми! — воскликнул он. — Давно пора идти к товарищам!
Он выглянул в окно. Туман был до такой степени густ, что газовый рожок фонаря, стоявшего около самого дома, казался еле заметным желтым кружком, совершенно лишенным лучей.
— Бррр… — пробормотал Оскар. — Вот погодка-то! — И начал торопливо одеваться.