Кровавые розы
Шрифт:
— Как я уже сказал, — ответил он, поднося бокал к губам, остатки льда звякнули о стекло, — намного старше тебя.
Она остановилась у дальнего конца стола. Осмотрев полки, она протянула руку за ещё одной книгой. Она поискала на обложке книги дату публикации. 1917 год. Ещё одно первое издание. Она почувствовала дрожь восторга и нежно пролистала первые несколько почти прозрачных страниц, прежде чем аккуратно поставила книгу обратно на полку и потянуться за другой. Увесистый ботанический справочник казался феноменальным в её руках. Быстро просмотрев его, она поставила том обратно на полку и потянулась за
Но даже погружённая в свои мысли, она почувствовала, как он приближается к ней. Непокладистыми руками она вернула книгу на место и повернулась к Калебу лицом как раз в тот момент, когда он подошел к краю стола с её стороны. Босые ноги бесшумно ступали по деревянному полу, его скрытность только добавляла ему сексуальности. Эта хищная непринуждённость, такая естественная для него.
Она изо всех сил старалась не смотреть на его грудь, когда он остановился и прислонился к столу, одной рукой свободно держась за край. Его непритворность, когда он стоял перед ней почти полуобнажённый, была такой же опьяняющей, как и всё остальное в нём. Он был таким расслабленным, таким уверенным в себе, таким, откровенно говоря, территориальным. И даже с того места, где он стоял, почти в двух метрах от неё, она всё ещё могла уловить соблазнительный мускусный аромат его лосьона после бритья.
— Так это и есть твой план? Держать меня здесь до рассвета? — спросила она.
— Ты можешь свободно бродить по пентхаусу.
— И увидеть Алишу?
— Как ты и сказала, лучше всего ничего не усложнять.
Она отступила ещё немного назад, идя вдоль книжного шкафа — всё что угодно, лишь бы создать некоторую дистанцию, но не смея повернуться к нему спиной.
— Ты говорила правду, когда сказала, что никто не знает, что ты здесь? — спросил он, поднося бокал к губам.
Она нахмурилась, чувствуя, что начинает защищаться.
— Учитывая, что меня предупреждали не сообщать властям, да.
Не то, чтобы ей было о чём рассказать кому-то, кроме властей. Правда о её собственной изоляции пронзила её насквозь. Если она потеряет Алишу, то останется совершенно одинокой. Вот почему она действовала столь импульсивно вечером. В этом заключалась правда о том, почему она просто отправилась прямо туда, не имея никакого стратегического плана. Подобно родителю, ныряющему в ледяную реку вслед за своим унесённым ребёнком, она думала только о том, чтобы сделать всё, что в её силах, и как можно быстрее. Но Калебу не нужно было знать, насколько небрежно импульсивной она была.
— Нет запасного плана? Никому не говорила, куда направляешься? Ничего?
Она взглянула на него поверх стола.
— Я не та, у кого есть проблемы с выполнением своей части сделки.
Он мимолётно улыбнулся, продемонстрировав свои дополнительные резцы — гораздо более узкие и острые, чем соседние клыки, — среди ровных белых зубов. Если только… если только бы он был человеком, если бы они были за миллион миль отсюда, где ничего этого не происходило, удар, который пропустило её сердце, дрожь возбуждения, которую она почувствовала, мгновенно подтвердили бы неоспоримую истину о том, что Калеб
Она вернула книгу на место и отступила ещё немного назад.
— Твою мать убил вампир, верно? — спросил он.
Её желудок скрутило узлом. Был только один способ узнать это. Она почувствовала прилив гнева на Алишу, позволяющей это вторжение.
— Серрин, у которой есть идеальное оправдание для мести вдобавок к непреодолимому инстинкту убивать мне подобных, — продолжил он, — и вместо того, чтобы выполнять свои обязанности, ты прячешься в библиотеке, ремонтируя книги. Очаровательно.
— Вместо того чтобы строить догадки, ты должен быть благодарен.
— Благодарен?
— Что я предпочитаю не действовать в соответствии с этим.
Он окинул взглядом её тело, пройдясь по всей длине так, что волосы у неё на затылке непроизвольно встали дыбом.
— Не сдерживайся из-за меня.
У неё перехватило дыхание. Игривость в его глазах опьяняла, на мгновение ошеломив её. Он флиртовал с ней. Или бросал ей вызов. Более вероятно последнее. Это было не так, как должно было быть — вампир, насмехающийся над серрин, побуждающий её к действию.
Прохладный ветерок врывался в открытое окно, заставив занавески колыхаться. Шум дождя усилил боль, усугубив тишину.
— И ты на это надеешься? — спросила она. — Что я докажу, что я та, за кого ты меня принимаешь, и тогда у тебя будет прекрасный повод отказаться от своего слова и убить меня?
— Если я захочу убить тебя, я убью тебя. У меня уже есть достаточно оправданий.
— Значит, тот факт, что я приняла решение воздержаться, ничего не значит?
— В том-то и дело, не так ли? Серрин, у которой достаточно смелости, чтобы войти в кишащий вампирами Блэкторн, но она боится собственного существования, — он поставил свой бокал на стол и направился к ней. — Ты настоящая загадка, не правда ли?
Она напряглась, когда он остановился перед ней, и прижалась к книжному шкафу. Он положил руку близ её плеча.
— И если ты говоришь мне правду, — сказал он, — то у меня есть исключительно талантливая серрин, которая борется с тем, что она собой представляет. И я заинтригован, почему.
— Я ни с чем не борюсь. Я же сказала тебе, что пришла сюда просто в качестве переводчика.
— Переводчик. Ведьма. Ядовитая искусительница. Это не имеет никакого значения.
Холодная паника охватила её, когда её тело инстинктивно отреагировало на его близость. Она плотнее прижалась к книжному шкафу, желая нарушить интимность… создать некоторую дистанцию между собой и ошеломляющим, но смертоносным вампиром, который смотрел на неё сверху вниз. Все метр восемьдесят совершенства в одной смертоносной упаковке.
— Тебе нужно отступить, Калеб.
— Ты имеешь в виду, что тебе нужно, чтобы я отступил. Это потаённая в тебе серрин призывает меня укусить?
— Я думаю, что приложила бы немного больше усилий, если бы пыталась соблазнить тебя, не так ли?
— Тебе не обязательно предлагать себя на блюдечке, чтобы быть соблазнительной, недолетка. Совсем наоборот, если ты знаешь, что заставляет вампира действовать. Азарт погони — самый старый азарт из существующих. Потому что мой вид, в конце концов, охотник по натуре.